— Рин, там это... Яр бесится.
Азарина встала, молча взяла со стола
самую большую скалку и вышла.
Вадим немного посидел, задумчиво
прислушиваясь к себе. В голове вроде прояснилось, язык успокоился,
почти прирос к небу. Из приоткрытой двери слышался детский крик:
«Ведьма! Папу верни!», ругань мужичья и звук удара.
Заинтересовавшись, аристократ соизволил выйти в обеденное
помещение.
Зашедшие покушать растаскивали
кузнеца и ещё одного мужчину по разные стороны. Азарина стояла
между ними, вытянув руку со скалкой чуть в сторону, готовая огреть
любого, кто двинется не в том направлении. За штаны кузнеца
цеплялась золотоволосая девочка лет пяти.
— Папа! Пойдем домой.
— И не постеснялась Даниса дочку
прислать! — фыркнул один из мужчин. Другой возразил:
— А чего женатый Яр сюда
таскается?
— А ты не женатый!
— У меня Маська так готовит, что
проще умереть, чем ее кашу жрать! Я есть сюда хожу, а не на бабу
пялиться!
«Баба» бухнула скалкой по столу.
— Заведение на сегодня закрывается!
Выходите! Все!
— Да это, Ринка, что ж так... —
недовольно заворчал низенький коренастый дедок.
— Выходите! — крикнула хозяйка. —
Мне убирать тут за вами ещё полночи! А тебе, Мышь, пирогов сейчас
вынесу. А ну пошли!
Мужики похватали свои шапки и
подались к выходу. Первым, не оглядываясь, вышел кузнец. Азарина,
не обращая на Вадима никакого внимания, прошла на кухню, потом — к
двери, где передала переминающемуся с ноги на ногу деду завёрнутый
в полотенце пирог. Потом заперла ночной засов, принялась деловито
собирать посуду, отскабливать столы и пол. Ее скупые, резкие
движения наводили на мысль, что женщина не настолько бесстрастно
отнеслась к происходящему, как хотела показать окружающим.
Вен Борз немного понаблюдал за чужой
работой и поднялся на второй этаж. Дверь соседней комнаты уже была
приделана обратно, хотя плотник, к которому он заехал по пути в
бордель, сказал, что придет только завтра. Видимо, хозяйка сама уже
решила эту проблему. Он хмыкнул и прошел в свою спальню. Не глядя в
висевшее на стене зеркало, бросил на стул плащ, подошёл к столу.
Взял медальон, лежащий рядом с чернильницей, открыл его. На одной
стороне виднелась надпись: «Честь дороже крови», — на другой —
групповой портрет. Медальон большой, не шейный, а карманный, как
часы, к тому же с хитрым механизмом: щелкнешь — и тут же завертятся
колесики, разворачивая изображение почти на целую ладонь.
Молодящаяся мать сидит на резном стуле, чинно сложив руки на
коленях, по бокам от нее стоят хмурый отец и весёлый юноша. Юношу
только назначили членом дипломатической миссии, он горд, самолюбив
и полон радужных ожиданий. У юноши целы все зубы и отчётливо видны
материны черты лица. Совсем не те черты, на которые Вадим каждое
утро смотрел в зеркало.