— Нам часто рассказывают о славных
победах прошлого, но прошлое — утешение для стариков, а мы должны
подумать о том, что будет завтра!
Печаль, сокрытая в словах моего
господина, была мне близка и понятна, но я не стал прерывать его,
ибо Константин продолжал говорить голосом своего сердца.
— Мы с тобой живем в век великих
перемен. Оглянись — мир вокруг меняется, но, когда я смотрю на
Константинополь, мне кажется, что время здесь остановилось. Если бы
сейчас Константин Великий взглянул на город, основанный им тысячу
лет назад, он без труда узнал бы его, несмотря на ужасное
запустение, которое царит повсеместно.
Грустно покачав головой, он
добавил:
— Я чувствую, что время, которое
история отвела Константинополю, подходит к концу. Нас ожидает
судьба Рима. Но мы еще можем бороться, и я сделаю все, чтобы
защитить свое государство. Надеюсь, Господь поможет мне в этом.
Я терпеливо выслушал речь своего
господина и лишь затем промолвил:
— Мне хотелось бы верить, что Господь
услышит ваши молитвы, но прежде следует заручиться поддержкой иных
сил.
Константин кивнул головой, веля мне
продолжать.
— Армия и религия — вот две надежные
опоры для трона, — произнес я. — Но если солдаты готовы отдать за
вас жизнь, то многие простые горожане, поддавшись на проповеди
Марка Эфесского, готовы взяться за оружие, чтобы сохранить
независимость православной церкви. Вам не заслужить их доверия,
если вы вступитесь за латинян.
— Люди всегда верят своим пастырям, —
задумчиво произнес Константин. — К тому же я и сам отчасти разделяю
воззрения Марка, он умеет находить дорогу к сердцам людей.
— Мне уже довелось в этом убедиться,
— вкрадчиво промолвил я. — Георгий Куртесий, наш общий друг, уже
переметнулся к его сторонникам. Странная метаморфоза —
государственный судья и член синклита вдруг ударился в религию и
превратился в обычного фанатика.
— Опасного фанатика, — поправил меня
Константин. — Куртесий никогда не понимал, что речи Марка, сколь бы
правдивыми они ни были, не принесут много пользы. Оба они
замкнулись в своей вере и не хотят видеть, что творится сейчас в
государстве. Они настраивают народ не только против Рима, но и
против моего брата, называют его отступником, как когда-то называли
Юлиана[1]. Этого я простить им не
могу.
Константин отошел от парапета.