— О твоем удостоверении позаботится
командир, так что мы можем со спокойной душой отправиться отмечать
твое посвящение. Есть одно местечко, в которое раньше мы с тобой не
заглядывали, но теперь ты имеешь полное право вкусить все прелести
тамошних погребов и...
— Двадцать первая группа — это твоя
группа.
Лимус покосился на не разделяющего
его веселье друга и кивнул.
— От твоей постной мины деревья
вянут, — начал он, но Кирай снова перебил его.
— Почему я?
— Командир давно хотел
доукомплектовать группу. Мы выбирали между укротителем огня и
церковником и сошлись на мысли, что нам с лихвой хватает ударной
силы Дары, а вот с мягкими методами — голяк. Так что остановились
на выпускнике Соборного — молодым у нас везде дорога.
— Лимус, опять ты увиливаешь! Зачем
ты это сделал? Это же ты приложил руку, чтобы выбрали меня, а не
Гурта. Не этого я хотел, — Кирай вглядывался в лицо остановившегося
друга, пытаясь понять, что толкнуло того на подобную низость. —
Зачем, Лим? Какой из меня егерь? Результаты Гурта лучше моих, иначе
и быть не могло.
— Вот, дурень, — фыркнул Лимус и
зашагал дальше. — С чего ты взял, что лучше?
— Он же смог получить рекомендацию,
да и он не обращенный.
— Заладил же ты! — маг нервно
тряхнул головой. — Обращенный, обращенный! Дурак ты. Ну ничего,
командир быстро эту дурь из тебя выбьет. Думаешь, рекомендацию в
дворцовую стражу получают за медвежью силу? Благонадежность, Кирай!
Все дело в благонадежности и готовности служить Огнедолу.
Напомни-ка мне, не твой ли ненаглядный Гурт заявился учинять
разборки? И ты считаешь, что командиру нужно было отдать
предпочтение засранцу, который не способен принять распоряжение
свыше?
Кирай понуро шагал за
разбушевавшимся Лимусом. Внутри разрасталось скребущее чувство вины
за то, что он сгоряча задел чувства друга.
— Ну рассказал я командиру о тебе, и
что с того? — продолжал возмущаться маг. — Он сам принимает
решения, так что нечего все на меня валить. Еще скажи, что ты не
рад.
Слова Лимуса застали Кирая врасплох.
Тень, брошенная на его честь протекцией Лимуса, пробудила в нем
обиду, затмившую здравомыслие, и он позабыл о самом главном.
Егерь... Разве мог он даже помышлять
о таком? Похоже, полученное направление слишком ошеломило его, и
теперь Кирай не знал, что и думать.
— Конечно, я рад, — признался он, —
просто я думал... Прости, мне не стоило так набрасываться на
тебя.