—Доктор аль-Хали, — ощетинился Сергей, — я не понимаю... Я не
обязан отчитываться перед обьектом во всех своих действиях и
намерениях. Никогда не отчитывался и теперь не буду.
Муаммар помолчал секунду и поставил чашечку на лоток кофеварки.
Задал программу.
—Конечно, ты не обязан. И как специалист ты сработал на высшем
уровне. Но как человек повел себя, как конченая скотина. Нельзя
так. Можно докатиться до полного...
—Знаешь что.. — сказал Сергей Муаммару в спину. Но так и не
закончил мысль. Скривился, сложил руки на груди.
Муаммар нажал на кнопку. Кофеварка тихонько запыхтела, кофе
тоненькой струйкой полился в чашечку.
Сергей потер лицо, яростно взлохматил волосы. Вздохнул.
—Ну.. может ты и прав. Я действтельно должен был его
предупредить. То-то он нервничал...
—Ну да, немного, — Муаммар усмехнулся. И добавил: — В его
состоянии это не слишком полезно.
Сергей еще раз тяжело вздохнул. Кофеварка звякнула, и Муаммар
наконец обернулся к Лозинскому.
—Врач ходит по тонкой грани, — сказал он. — До палача тут один
шаг.
Лозинский вновь пожал плечами.
—Я не врач, я ученый, — сказал он. — Исследователь.
—Доктор Менгеле тоже был... исследователь, — сказал Муаммар.
Он забрал чашечку и вышел за дверь.
***
Все-таки спать хотелось ужасно. Или хотя бы проветриться.
В конце больничного коридора располагались стеклянные двери,
ведущие на просторную террасу под архаичным полотняным навесом.
Здесь тянуло ветерком и можно было ходить взад-вперед, покачивая в
пальцах чашку и время от времени прихлебывая тягучую кофейную
горечь. Мысли с трудом проворачивались сквозь многодневный
недосып.
Подойдя к перилам, он глянул со второго этажа вниз, в тесный
больничный дворик: заросшие клумбы, кусты, синие и желтые
многоугольники солнечных пятен и теней от соседних крыш.
Посреди дворика высилась старая олива. Вокруг её ствола была
сооружена уютная кольцевая скамейка. Под деревом сидел Сулейман — в
пижаме и шлепанцах, держа на руках спящую девочку — свою дочку
Софу. В отдалении вдоль больничной стены расхаживала Белла, прижав
к уху телефон. Было видно, как она встряхивает головой, что-то
кому-то рассказывая, жестикулирует и смеется.
Джинн сидел, запрокинув голову, опершись спиной и бритым
затылком на ствол — и разглядывал раскинувшуюся над ним оливу —
колышущиеся ветки, нежно-сиреневые, покрытые восковым налетом
недозрелые еще плоды, длинные острые листья — и загороженную
деревом синеву августовского неба. Софа мирно сопела, положив
пушистую рыжую головенку отцу на плечо, а тот мягко покачивал ее,
поглаживая по спине длинной смуглой ладонью.