—Это вообще-то секретный объект, — возмутился Сергей. — И это не
последняя выставка...
—У объекта у твоего жена и ребенок. И родители, наверно. И ты
прав, выставка действительно не последняя, а в нынешнем состоянии
ты его где покажешь? — возразил Муаммар. Сергей скривился, и
аль-Хали продолжил. — Хочешь, чтобы Шнеерзон не вздыхал, не мычал и
не демонстрировал скорбь еврейского народа — дай ему прийти в
себя.
—Да как же я его в отпуск отправлю, если секретность? —
Лозинский развел руками.
—Ну уж это пусть начальство ваше думает, — ответил Муаммар. —
Как организовать, куда отправить, как охранять... Сдается мне,
израильская армия в состоянии организовать охрану одного
военнослужащего. Мое дело — дать врачебные рекомендации, а вы уж
сами решайте, как поступить. А мне, знаешь ли, и в собственной
фирме оргвопросов хватает выше головы, -он взглянул на часы. —
Кстати, у меня рейс через четыре часа, поеду разгребать.
—Да.... — Сергей глубоко вздохнул и взъерошил руками волосы. —
Задал ты задачку. Еще же руководство убедить...
—Ну тут уж... — аль-Хали пожал плечами и вновь посмотрел на
экран.
И зацепился взглядом за крупный план Курта Хэдсона, заметив в
его глазах едва уловимые, но очень знакомые зеленоватые блики.
Хм... Оба глаза заменить имплантами? Ну-ну...
—А глаза-то у него мои, — усмехнулся Муаммар.
Потолок и стены были далеко, не разглядеть. Это было по-новому,
не так, как давным-давно, еще до армии, когда он жил в этой
комнате. Но напяливать очки было лень: они моментально коннектились
с чипом, тут без вариантов проснешься — а так хотелось
поваляться.
Шломо сощурился. Во-он там в углу, на стеллаже висят красные
боксерские перчатки, он купил их, заработав сбором апельсинов,
когда ему было пятнадцать. А под потолком — модель звездолета. Он
ее склеил в двенадцать лет: набор подарил на день рождения дедушка.
Все на своих местах, все почти по-прежнему: мама сохраняет его
комнату.
Вот только кровать пришлось заменить — иначе бы они с Беллой не
поместились.
Когда он только приехал, оказалось, что Белла где-то
задерживается. Его встретила мама. Выбравшись из штабного джипа
вместе с аламом Белфером и еще двумя сопровождавшими офицерами, они
прошли в калитку — и мама, сбежав с крыльца, устремилась ему
навстречу. Дотянулась, пригнула ему голову, долго пристально
изучала пока что разноцветные глаза, шрамы, очки — а потом
уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась, да так, что намокла
зеленая форменная рубашка, — повторяя, что наконец-то ее мальчик
дома. А он гладил ее по плечам и приговаривал: «Мам, ну ты чего?»
Наконец она успокоилась и заулыбалась, шмыгая носом и промокая
глаза под горячие уверения Белфера, что все хорошо и все позади, и
что волноваться совершенно не о чем.