Запах гари я почувствовал на подходе к гаражам (охраняемым,
кстати, но где была тем утром охрана – тоже вопрос без ответа). И
рванул бегом от него, к заправке. «Бензинчика прикупить, чтоб
веселее горело», - хотелось бы пошутить, но причина была
прозаичнее: к тому времени я не приобщился еще к прелестям
мобильной связи, а на заправке находился ближайший доступный
телефон. Набрать 101 я побежал.
Только вот не сложилось.
- По-кх-мо-кх-гите! – перемежая слоги кашлем, голосом
перепуганного ребенка позвал меня пожар.
Я не герой. Никогда не мечтал примерить трико Супермена или плащ
Бэтмена. От координат, в которых найдется место подвигу, я
предпочел бы держаться подальше. Потому как я у себя один, и у ма
один. Добежать до заправки и тешить потом себя мыслью, что сделал
хорошее дело – это на одном полюсе. Вышибать ногой ворота, из-за
которых тянется дымище – на другом, том, что с полоумием рядышком.
Особенно если ворота открываются наружу, а ручки сорваны. Поддевать
раскаленную створку первым, что попалось под руку – из той же
местности.
Меня осыпало искрами, обдало жаром и дымом, едва створка
поддалась. Внутри были обрушенные стеллажи, разнообразный хлам на
полу и багрово-рыжие языки пламени по дальней стене.
Мальчишка, позвавший на помощь, лежал почти у выхода, но сразу я
его не заметил. Пацана прилично засыпало какими-то обломками.
Какими именно, разбираться был момент неподходящий, так что я
просто начал откапывать его, так быстро, как мог.
- Ты встать сможешь? – успел спросить я прежде, чем с лязгом
захлопнулась створка ворот.
Я ринулся к выходу, налег плечом на металл, но не тут-то
было.
«Ма не переживет», - отстраненно и как-то даже равнодушно
подумалось мне. «Ладно я, дурак, но пацану-то еще жить и
жить...»
- ЖИВИ, СЛЕД! – проревело из резко раздувшегося пламени у
дальней стены.
«Тише, незачем так орать», - не удивился я новому действующему
лицу, точнее – голосу. Раньше я его не приметил, а на тот миг
сколько бы нас в гараже ни было, всех спалит.
Отключаясь от дыма и жара, я успел увидеть, как в несущемся ко
мне огненном безумии сверкает яркая молния.
«Звэр чтоб лютый похмэлуг нэ встрэчался тэбэ, друг», - первым,
что я вспомнил, придя в себя, был излюбленный тост Иванидзе.
По паспорту мой коллега – Иванов Рустам, дитя любви русского
папы и мамы из солнечной Грузии. Язык он коверкает только по
особому поводу, нарочито.