Когда я обувался перед выходом на встречу с младшим лейтенантом,
Кошар озадачил меня фразой: «К любой даче отдача». Долг платежом
красен, как сказал бы па. И с обоими, если задуматься, я был
солидарен.
- По долгу службы... – начал было парень, но я его перебил.
- Вот по долгу я быть не намерен, не нужно мне долгов. Больше
скажу, мне решительно непонятно, в чем ваша служба на самом деле
состоит, и кому служит. И вовсе не уверен, что получу прямой
развернутый ответ, задайся я этой целью. Без обид, Сергей.
Повторюсь: за услугу с меня что причитается?
- Посоветуюсь, - вздохнул служивый, повторно проделал ряд
манипуляций, чтобы пообщаться с руководством.
Итогом стало обещание отработать человеко-часы по новому
профилю: что-нибудь сложное для обычных пожарных затушить, если
возникнет в том нужда. Согласился, не раздумывая. Судя по скорости
выдачи ценного указания подполковником – оно (указание) было
заранее продумано.
С пакетами, где были гостинцы (в нескольких экземплярах), я
ввалился домой до захода солнца. Быстро обернулся. И попал в лапы
цепкие Кошара, пришлось пересказывать все до буковки... Разговоры
уже утомлять начали, но нужны они были мне в первую очередь, потому
я терпел.
На пересказ профессорской гибели овинник никак вообще не
отреагировал. Не было ему дела до подобных пустяков: подумаешь, на
одного человека стало меньше, так где-то новых прибыло. Зря только
язык напрягал, пересказывая. А вот то, что касалось дочурки
водяного, он впитывал, вперив в меня колючий взгляд.
- Долг знамый, долг правый, - путано одобрил заревой батюшка
финал нашего с сыскарем общения. – В место непростое идешь, пригляд
от законника не повредит. И вот что: помни, где ты, и кто там
властвует. К огню живому не обращайся: душ неприкаянных,
горемычных, погибелью лютой забранных, нигде более не встретишь. О
том, что там под землею и травкою, лучше тебе и не думать...
- Но там же горит огонь, - устало наморщил лоб.
Я был на Пискаревском мемориальном кладбище, когда мне было
пятнадцать, с родителями. И помнил вполне отчетливо вечный огонь в
горелке. А вот чтобы мне там нехорошо было, тягостно – такого не
припомню. Наоборот, я б сказал: там будто воздух наэлектризованный,
как струна натянутая, дрожит, но не рвется, и в голове все
становится ясно и четко. До прозрачности.