Ее научили отлично управлять своими чувствами. Научили
сдерживаться, отрекаться от всего земного, достигать состояния
высочайшей концентрации. И она успешно применяла полученные знания
на практике. Этот редкий секс урывками, когда приходится каждую
секунду контролировать себя, лежа в очередной грязной наемной
квартире, сдерживаясь, чтобы не закричать от восторга — нельзя
привлекать внимание; чтобы не вонзить в него когти — нельзя
оставлять следы на теле, этот секс — все, что она могла себе
позволить вместо любви. А может, просто понимала, что есть предел —
количество нарушенных правил, превысив которое очень быстро
оказываешься мертвой. Они и так уже нарушили достаточно для
обоюдной дисквалификации. Все в полевых командах время от времени
срывались с поводка, стараясь при этом не зарываться.
— Ты сегодня какая-то странная. Устала?
Устала ли она? Не то слово. Ей хотелось закричать. Что-нибудь
вроде: неужели ты ничего не чувствуешь, скотина?!
Она гнала мысли о завтрашнем дне, о том, что утром ей снова
придется превратиться в женщину с повадками шлюхи, о контейнере с
новым заданием и о том, что это задание может оказаться для нее
последним. Больше не хотелось быть бойцом. Она действительно
устала.
Она приподнялась, чтобы увидеть его глаза:
— О чем ты думаешь, Хенри?
Он ответил, не задумываясь, будто ждал вопроса:
— Мой клиент должен был выйти один.
— Что? — не сразу поняла она.
— Я убрал девчонку. Эта сволочь потащила ее с собой. Всегда
ходил один, а тут — на тебе. Пришлось стрелять — она меня
видела.
Разочарованная, она отвернулась.
— Ты же знаешь правила, Хенри. Пожалуйста, прекрати.
— Она закричала, едва увидев пушку.
— Хенри!
— Извини. Кстати о правилах: не называй меня по имени.
В темноте она прикусила губу.
За окном родился далекий гром, он словно дал сигнал — раскаты
понеслись один за другим. Где-то заплакал ребенок; отсветы рекламы
тускло пульсировали на стене.
— Я был груб с тобой?
Она растерялась от неожиданности.
— С чего ты взял?
— Ты сегодня сама не своя.
— Не думала, что ты заметишь, — не удержавшись, съязвила
она.
Он потрепал ее по волосам:
— Спи... котенок. Завтра трудный день.
И задышал ровно, засыпая.
На ощупь она отыскала его ладонь. Когда он рядом и закрывает
глаза, ничто не мешает ей представлять, что так будет всегда. Она
улыбнулась. Надо же: я был груб с тобой. Вернулось настроение
пошалить. Но Хенрик уже спал. Она не решилась будить его.