В квартире было тихо, лишь падали капли из ржавого крана на
кухне. Под этот метроном Хенрик проскользнул в ванную и оттуда
сквозь пролом в стене — в соседнее помещение.
Квартиры-близнецы. Продавленные кровати, лохмотья обоев, дешевая
мебель из пластика, вытертый паркет из искусственного дерева.
Одинаковый запах затхлости, прокисшего сигаретного дыма и немытой
посуды. Полчища насекомых, не обращающих на человека ни малейшего
внимания, занятых дележкой территории, продолжением рода,
добыванием пищи из завалов гнилых объедков вокруг неработающих
утилизаторов. В одном доме могут соседствовать такие вот
заброшенные обиталища и вполне пристойные апартаменты для посещения
«гостей». Хенрик снял обе квартиры два дня назад с интервалом в
сутки через подставных лиц. Недостатка в мутных личностях, у
которых вечный вопрос «Что делать?» давным-давно вытеснен более
прозаичным «Где взять?», в Пуданге не было. Протягивая типу с
бегающими глазками двойную порцию краломена, от которого бедолага
загнется к завтрашнему утру, Хенрик не испытывал ни малейшего
чувства вины. Так же, как не испытывал ее, наступив на недостаточно
шустрого таракана.
Он подоспел к двери как раз вовремя — по лестнице топали ботинки
охраны. Экран дверного глазка высветил ожидаемую картину: высокий
человек в сопровождении двух вооруженных карабинами
солдат-миротворцев. Шаги удалились вверх, хлопнула дверь и вот
снова топот — один сопровождающий направился вниз, второй
поднимается пролетом выше. Проклиная похотливого козла, бедняга
будет скучать на ступенях перед тесной площадкой, откуда видна
входная дверь, и присоединится к оберсту, когда тот попрощается с
девушкой и начнет спускаться. В это время Хенрик неслышно выйдет и
продырявит башку довольному собой самцу.
Стоя в ожидании решающего момента, он с усмешкой думал о
превратностях жизни: проститутку, визит к которой станет для
оберста последним в жизни, зовут Клеменсия — милосердие. Вспомнит
ли он о ней в тот миг, когда его голова разлетится на несколько
кусков? Вспомнит ли о милосердии вообще? Ха! Вспоминал ли
кто-нибудь в огромном Ольденбурге — обществе равных возможностей —
о милосердии, когда яростно визжащего и отбивающегося Хенрика
волокли вниз по лестнице, навсегда увозя из опустевшего дома?
Он услышал, как открылась дверь. Должно быть, сейчас Клеменсия
целует клиента в прихожей. Хлопок — двери закрылись. Четкий щелчок
замка.