***
В Зимнем дворце Великий Князь Николай
Николаевич вызвал к себе министра внутренних дел
Святополк-Мирского.
– Павел Дмитриевич, Вы с
Коковцовым[1] сумели убедительно доказать
мне необходимость отмены режима военного положения в столице.
Надеюсь, это решение не окажется ошибочным. Тем не менее, как мне
доносят по телефону, манифестация мастеровых уже вошла в центр
Санкт-Петербурга и направляется ко Дворцовой площади. Однако ранее
речь шла только о том, чтобы подобные шествия проходили не далее
окраин. Что происходит, потрудитесь объяснить.
– Ваше Императорское Высочество!
Рабочие идут к Вам, чтобы подать петицию с верноподданническими
мольбами о помощи и поддержке! Однако же в их среду затесались
смутьяны из разного рода нелегальных кружков, которые и подбивают
работников идти далее заранее отведённых для шествия мест.
– И что же это за «смутьяны»?
– Главным образом они принадлежат к
организации социал-революционеров, есть и анархисты, и
марксисты...
– Ну и компания! Бомбист на бомбисте
сидит и браунингистом погоняет! Чорт знает, что такое! Почему же их
заранее не задержали?
– Так ведь, Ваше Императорское
Высочество, формально-то не за что! Доказать бомбизм большинства из
них пока что не удаётся, а по одному только подозрению хватать —
так ведь сразу и отпускать пришлось бы. От этого полиции толку нет,
один лишь позор и поношение...
– Ладно. Чорт с ними: после
разберётесь, как будет поспокойнее. А что за петицию несут
манифестанты?
– Так что не могу знать!
– Ну, так узнайте! Кто назначен
принять у них петицию?
– ...
– Та-а-ак... Раз так — то
извольте-ка, Павел Дмитриевич, самолично и толпу остановить, и
петицию у работников принять, и мне тотчас её доставить! Думается,
много времени это у Вас занять не должно: вон, пение уже в моём
кабинете слыхать! А от Невского через Дворцовую площадь до здания
дворца не более, чем за пять минут скорым шагом дойдёте! Ступайте
же!
***
«Мы, рабочие и жители города
С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные
старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты.
Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами
надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам,
которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели,
но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества,
нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил,
Государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный
момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых
мук.