– «И дальше в паре с людоедом», – процитировал Гарраш. Он торжествовал. Сам-то
он сразу оценил гениальный ход бродяги.
– При чём здесь людоед? Был бы военачальник или сотник –
мог бы пожертвовать собой, ступив на пустошь. Сгорел бы – и этим
снял чары, открыв дракону путь. Но чтобы людоед... Разве
что...
Гарраш улыбнулся: «Ага, понял,
жабоглазый!»
Людоед – фигура слабая, но живучая.
Он убивает других, но не отдаст жизнь ради победы.
Но один раз за игру дракон может
наложить чары на любую фигуру рядом с собой, подчинить её себе на
один ход. Разумеется, игроки стараются улучить момент, когда рядом
с драконом оказывается мощная вражеская фигура, и приказывают ей
обрушиться на своих.
Но наложить чары на свою же фигуру,
заставить её действовать против собственной воли... ну хорошо,
какая воля у деревянной фигурки, но заставить её изменить
положенные по игре действия, отправить на гибель... так никогда не
делалось!
– Правилами это не запрещено, –
задумчиво протянул Онг-Ши.
Гарраш молча кивнул.
Шаути медленно поднял серую фигурку:
меховая набедренная повязка на чреслах, узловатая дубина в лапах,
оскаленные клыки. Поставил фигурку на овальную красную пластинку –
и сразу убрал пластинку вместе с маленьким чудовищем.
Серебряный людоед сгорел, уничтожив
огненную пустошь. Ничто больше не преграждало дракону путь к магу –
самой сильной, но и самой уязвимой фигуре рубинового
войска.
– Выходит, жертва может быть не
только добровольной? – спросил жрец.
– Если она нужна для выигрыша, –
кивнул Дайвенкар.
Вайти и шаути твёрдо глядели друг
другу в лицо. Игра былазабыта.
Оба испытывали странное чувство: словно кто-то сорвал висящее между
ними покрывало – и впервые каждый был открыт глазам другого. Открыт
целиком, с тайными мыслями, с тёмными, не до конца оформившимися
планами, с мечтами, которые пугали его самого.
Двое сторонников партии
войны.
Двое изгнанников.
– Людоед до последнего мгновения не
понимал, что происходит, – улыбнулся шаути, но глаза его оставались насторожёнными.
– А ему и незачем понимать, –
ухмыльнулся вайти.
Эти двое нашли друг
друга.
Может, сошедшие на берег
мореходы-алонкеи и морщат носы, обзывая Энир захолустной дырой. Для
жителей Фетти это большой порт, живой и шумный. Даже Стайни Вэлиар,
видевший порт в Аркон-То, готов был признать, что Энир выглядит
вполне достойно.