схарчил– и
вроде как не ел ничего. А у горбатки мясо жёсткое,
волокнистое. Отрывается
полосками – и каждую долго жуёшь, глуша голод. А главное –
подозрений ни у кого не вызываешь. Ест себе человек – и ладно. Кому
какое дело? Вон в двух шагах от Стайни какой-то пьяница вообще
задрых на земле – и никого это не интересует...
На старуху Стайни поглядывал
осторожно, но внимательно.
Тощая, но не хрупкая, а жилистая, с
резкими чертами морщинистого лица, гадалка не пялилась по сторонам.
Почти не поднимала глаз от стоящей перед нею глиняной миски, полной
сухих бобов, птичьих костей, обрывков бечёвки, разноцветных
камешков.Левая рука неподвижно
лежала на колене, кончики пальцев правой перебирали содержимое
миски. Старуха, похоже, целиком ушла в своё занятие, не обращая
внимания на случайных нечастых прохожих. А те огибали её, стараясь
не толкнуть, не наступить на покрывало.
Но вот перед старухой остановилась
дама...данет, какая, ко всем демонам, дама – шлюха
обыкновенная! Стайни
поначалуошибся из-за бархатного
платья. Но какая дама позволит себе такой вырез на груди? Причём
вырез не портниха сладила, он нарушает узор вышивки. Должно быть,
щедрый гость подарил подружке
ношеное платье своей родственницы, а уже в весёлом доме какая-то
умелица перешила его на менее скромный лад... Разумеется, в весёлом
доме – девка-то явно не уличная, портовые «курочки» ей в подмётки
не годятся. Ухоженная, наглая...
Пока Стайни всё это прикидывал в
уме, девица стояла над гадалкой и, морща носик, ждала, когда
старуха обратит на неё внимание. Не дождалась. Заговорила
первой:
– Ты, что ли, будешь
Гекта?
Старуха бросила на девицу взгляд,
молча кивнула.
Девица развязала кошелёк, повертела
монетку в пальцах. Со своего камня Стайни заметил, как блеснуло на
солнце серебро. Ого! Бабёнка предлагает гадалке серебряный пиус!
Щедро, видать, в Энире платят шлюхам!
– Говорят, ты читаешь чужие судьбы,
– надменно произнесладевица. –
Ну-ка, расскажи о моём будущем –
кого ты там видишь?
Стайни бросил в рот ещё кусок
сушёной рыбы и про себя усмехнулся. Не «что видишь», а «кого
видишь»...
Старая Гекта пригоршней зачерпнула
из миски бобы,медленновысыпала их обратно. Разомкнув тонкие
бесцветные губы, заговорила бесстрастно, ровно,
хрипловато:
– Я вижу карету. Лёгкую, красивую
карету, запряжённую крупными сильными страусами. Дверца
приоткрыт