«Видно, отец так строг с ними, что
наказывает, не давая есть вдоволь. Какой же он плохой! Вот вернётся
папа, я всё ему расскажу. Мой отец обязательно…»
Я задумался. Если до сих пор никто не
узнал, что негодяй так плохо обращается с собственными детьми,
значит, и на этот раз он сможет выкрутиться. «Никогда не позволю
обижать ни себя, ни других детей. Вот вырасту, приеду сюда и
расправлюсь с ним…» Впервые я почувствовал, что в моей душе растёт
что-то тёмное и злое, и мне это понравилось.
После обеда нам разрешили погулять в
саду, и Симон покатал меня на качелях. Мы почти не разговаривали,
но по его печальному лицу и взглядам, что он бросал на брата и
сестёр, я понимал, как ему хочется им помочь. Но это было
невозможно ― в нём совсем не чувствовалось магии. Значит, он был
бессилен перед отцом.
Симон заметил моё внимание и,
наклонившись, прошептал:
«Я всё равно его убью, даже если сам
погибну. Никогда не прощу. Но, скорее всего, отец первым
расправится со мной. Подстроит несчастный случай, а потом придёт и
их очередь», ― он кивнул в сторону играющих под яблоней детей.
― Если у тебя не получится, Симон,
клянусь, я отомщу за всех.
Наверное, из уст шестилетнего ребёнка
это прозвучало смешно, но мой новый знакомый не засмеялся, а крепко
пожал мне руку. Так я нашёл союзника и дал свою первую клятву,
которую вскоре исполнил.
Впрочем, всё по порядку. До вечера
нас никто не беспокоил, и когда служанка проводила меня в спальню и
оставила одного, я почти успокоился. Натянув одеяло до носа, стал
мечтать о том, как завтра папа заберёт меня с собой, а потом, став
сильным магом, вернусь сюда, чтобы убить мерзавца. Но день был
таким утомительным, что я и не заметил, как уснул.
Проснулся посреди ночи от того, что
кто-то тихонько вскрикивал и стонал. По коже побежали мурашки, я
вспомнил, что в соседней спальне находились маленькие девочки: сам
видел, как служанка провожала их туда.
«Боже, помоги нам! Вероятно, это
вернулся их отец и мучает несчастных. Я не буду терпеть этот
кошмар», ― бормотал себе под нос, вылезая из кровати.
Зажёг свечу, этому я научился давно,
и, зажав тяжёлый подсвечник в руке, вышел из спальни. Стоны и
умоляющие всхлипы: «Не надо, папочка!» ― подхлестнули меня. Внутри
поднималась горячая волна ненависти, толкая меня вперёд и заставляя
забыть о благоразумии. Я не думал, что могу пострадать сам, так
было жаль бедняжку. Почему-то мне представляласьсамая маленькая из
всех ― девочка с льняными волосами, прижимавшая к груди тряпичного
зайца.