Странница взглянула на подпирающую стену алебарду, на красную
форму стража из грубой материи и молча пошла мимо, в город.
– Ты куда направилась, девка! – возмутился караульный, но
взглянул в лицо странницы и опешил. – Создатель меня помилуй! Да ты
вся в кровище! А в кулаке что держишь?
Она разжала ладонь, показывая рану.
– Это кто же тебя покалечил? Уж не на банду ли напоролась?
Говорят, на дорогах лихие люди орудуют! Знакомые-то в городе есть?
Нет? Ты язык проглотила что ли?
Нищих в округе хватало, но смотрели они не так. Пугливое
заискивание и затаенная злоба попрошаек не вызывали сочувствия: их
бы под зад огреть, пока деньги не стащили и заразу не посеяли! А
эта девушка – совсем иное дело. Похоже, сильно обидели ее.
«Ну глаза у девки! Никак в могилу заглядывала», – подумал
караульный и решил по-своему:
– Сдался начальству этот пропуск! Тут у человека, может, горе
случилось – так ложись у входа и помирай? Ты проходи, Гота – город
хороший. У нас сегодня ярмарка, ты как раз вовремя поутру успела.
Попроси, тебя накормят. Руку покажи: дескать, работать не можешь. А
кровь давай отмоем, зачем народ пугать?
Подталкивая в спину, караульный довел странницу до деревянной
колоды. Летом в ней лошадей поили, но в морейскую осень все живое
мечтало быстрее просохнуть, а не напиться.
Странница умылась и вгляделась в свое отражение с надеждой и
страхом. Бледное лицо, потерянный взгляд; тусклая пакля длинных
волос, жалкие лохмотья, что и одеждой не назовешь. «Я – такая?» Она
отвернулась.
– По главной улице прямиком к торговым рядам выйдешь, –
втолковывал караульный, – и вот еще, на дорожку тебе. Из сада
матушки, что туточки, рядом с Готой. Полежать бы ему надо, чтобы
сладость набрать. Но ничего, оно съедобное.
Он сунул страннице в руки желтое яблоко в шерстяных ворсинках.
Прогоняя слезы, она часто заморгала и беззвучно шевельнула
губами.
Гота просыпалась неохотно. Хлопала ставнями, впуская в душные
каморки зябкую свежесть, скрипела дверьми парадных. Колеса
деревенских подвод натащили в город комья земли, и на тесных улицах
впору было высаживать овощи. Хозяйки поминали грязь бранным словом,
подтыкали повыше подолы юбок и топали к городской площади с
корзинками для снеди наперевес.
Ярмарка только раскачивалась. Торговки прочищали зычные голоса
глотком горячительного, горожане бродили от подводы к подводе,
приценивались, лузгали семечки, ругали неурожай и дурную погоду.
Люди в красной форме шарахались по площади праздно и брали с
торговцев маленькую мзду: кто бульон для согрева, а кто – чарку
самогонки задарма.