— Перевяжите туго, и чтобы ни одна
капля крови не упала в покоях Его Светлости!
Конечно, едва ли стоило думать, что
порезанная нога еретика обеспокоила бы конвоиров в противном
случае.
И снова бесконечные камни, деревянные
перекрытия, повороты, лестницы, спуски и подъемы. Вскоре ноги
ощутили мягкие южные ковры. Колпак приподнялся и резко прыгнул
прочь, веревка с рук бессильно опустилась к ногам. Волдорт,
прищурившись от яркого света множества свечей, рассмотрел крепкую
дверь из красного дерева с причудливыми золотыми арабесками, часть
широкого коридора и два больших стрельчатых окна с витражами слева
и справа. Волдорт усмехнулся: он всегда знал, что, вопреки
уверениям, городская крепость и южная часть собора связаны тайным
подземным переходом.
Взгляд остановился на окнах. На
правом Дева Небесная возлагала руки на больного проказой, излечивая
его. На левом Прощающий Грехи принимал исповедь у смиренного
мужчины с окладистой бородой. Заходящее солнце своими лучами
пронизывало левый витраж, и на полу виднелся образ Прощающего
Грехи, но смиренный мужчина, уже прощенный, склонил в слезах
голову. Это настолько поразило Волдорта, что он не мог
пошевелиться: шедевры древних мастеров, создавших эти витражи,
никто не мог повторить. Глаза священника в момент заволокло
слезами, когда он вспомнил, как сыпались бесценные цветные осколки
в соборе.
Хэйл приоткрыл дверь, и на миг его
голова просунулась в щель, кивнула там и вернулась.
— Проходи, дед, — брат Хэйл толкнул
пленника в комнату. — Ваша Светлость, я за дверью. Достаточно
просто позвать.
Это, скорее, предназначалось для ушей
Волдорта, нежели для самого кардинала.
Да. Кардинал, судя по обстановке,
аскетом не был. На весь пол раскинулся дорогой княжеский ковер
толстого ворса. На стенах висели образки, большие и маленькие ковры
с вышитыми золотыми и серебряными нитями ликами святых, Небесной
Девы, Прощающего Грехи, как будто бы не для роскоши, а по велению и
во имя служения Живущим Выше. Дорогая мебель черного и красного
дерева с резьбой и серебряной инкрустацией. В глубине комнаты —
большая низкая кровать с лиловым шелковым балдахином, также богато
расшитый аллегорическими узорами. В большое окно, на удивление, без
витражей, но из цельного стекла, лился поток порыжевшего к вечеру
солнечного света, выхватывая из полумрака роскошный стол с витыми
ножками из слоновой кости и столешницей из цельного, высушенного по
особому способу южными мастерами ствола могучей ииклии, покрытого
прозрачной смолой. На гладкой блестящей поверхности стояли
серебряные блюда с фруктами и южными сладостями, графины с красной
и прозрачной жидкостью, высокие бокалы. Тут же на столе в изящном
бронзовом захвате тлела веточка горной лианы, распространяя по
комнате чистый свежий запах.