Священник дрожащей рукой, но не от
страха, а от потери сил и от головокружения, вызванного обилием еды
и запахов, налил себе в высокий бокал воды. Залпом выпил и взял с
блюда виноградную гроздь. Кардинал молча ел яблоко, смотря, как его
гость утоляет голод. Волдорт, чуть не захмелевший от простой еды,
не стал набрасываться на всевозможные яства и тем более не стал
пить вина. Он лишь доел виноград, налил себе еще воды, выпил, взял
половинку сочной желтоватой, но крепкой груши и отстранился от
стола, внимательно смотря прямо в глаза Грюону.
— Кто ты? — неожиданно спросил
пресвитер, не переменив ни позу, ни интонации в голосе.
Так спрашивают у продавца фруктов,
спелая ли дыня, однако Волдорт внутренне вздрогнул. Но ответил
спокойно:
— Не понимаю тебя, брат.
— Понимаешь, брат. Понимаешь, —
кардинал отложил огрызок на край стола. — Кто ты?
Волдорт помолчал мгновение и
ответил:
— Что тебе даст знание того, кто я? Я
ведь легко могу солгать, и Истинная Сила не поможет тебе разглядеть
ложь.
— Правда. Ты искусно заставил меня
вызвать Всадника. Никогда я не встречал противника, Истинная Сила
которого питается Планом, столь далеким от нашего и известным лишь
очень образованным братьям и сестрам, хотя знавал верующих в самые
разные силы. Я был поражен и удивлен, но в то же время разгневан.
Ведь ты мог ударить и своим самым сильным оружием? Я надеялся
упредить тебя. Видишь, я честно признаю, что ты переиграл меня. И я
уважаю мудрого и хитрого противника, пусть не столь искушенного в
чистой мощи, но умного.
— Я не смогу ответить тебе, брат, на
вопрос, — Волдорт отложил надкушенную грушу.
— Тогда не отвечай, — в голосе
кардинала показались печальные нотки. — Ты ведь помнишь то время,
когда Истинная Сила одержала победу над ересью, что нес
Эль-Эдал?
— Я сам принимал участие в войне, —
немного резко ответил Волдорт, но Грюон словно и не услышал этого.
— Я был в первой пехотной армии на юго-западной границе, близ
Кинкура. Лечил раненых. И это была не война, но избиение, если
угодно слышать мое мнение. Мы уничтожали инаковерующих, как
маленькие дети давят муравьев. Мы творили страшные, неугодные
Живущим Выше деяния.
— Ужель? — удивился кардинал, не
повышая голоса. — Ответь откровенно, брат: ты, когда пытался
срастить сломанные кости и заживить страшные раны, рваные, с
хлещущей во все стороны кровью, когда честных братьев наших подло
разрывали на куски, — ты тоже так думал?