Старик молчит. Собственно, не совсем
старик: крепкий мужик лет пятидесяти пяти, ручищи здоровенные, как
оглобли, шея жилистая, густые брови. Только волосы седые, как
полотно, потому с первого взгляда он и кажется стариком.
Дознаватель – Сэмми, бойкий парнишка, Марк взял его из
беспризорников южной окраины – прохаживается вокруг мужика,
поигрывая дубинкой. На голых голенях мужика и на ребрах, и на скуле
красуются синяки. Естественно, узник обнажен. Как иначе?..
- Дедуля, ты бы не запирался, -
говорит Сэмми, - оно тогда шустрее пойдет. Думаешь, я устану с
тобой? Уж поверь: не устану. Рано или поздно, а ты заговоришь, как
миленький… Куда повез герцога с игр? А? Давай, старичок, давай!
Сэмми проходит перед лицом деда, и
тот, изловчившись, плюет в него. Промахивается, шипит
проклятье.
- Сгинь во тьму, подонок.
Дознаватель замахивается дубинкой.
Марк негромко свистит. Сэмми оглядывается:
- Чиф?..
Марк требует, чтобы подчиненные звали
его так. Сударь – слишком обыденно; милорд или сир – слишком
помпезно, да и какой он милорд?.. А «чиф» - значит «вождь» на
старозападном наречии. Это хорошо подходит к его положению: Марк –
не рыцарь, не лорд, не военачальник, но, тем не менее, вождь.
Марк пальцем подзывает Сэмми.
- Кто это?
- Джонас Холи Мартин, кучер герцога
Айдена.
- Лжет?
- Молчит. Но скажет, ручаюсь! Будьте
спокойны, чиф.
- Да я, как будто, и не волнуюсь, -
пожимает плечами Марк, идет дальше вдоль череды допросных. Сзади
слышится глухой стук, сдавленное рычание пленника.
Допросные соединяются меж собою
толстыми дверьми. Их можно раскрыть настежь, тогда крики слышны
даже с дальнего конца анфилады, еще и отбиваются эхом от сводов,
приобретая некий мертвенный оттенок. Недурной эффект, весьма
полезен для работы. Однако если кто-то из узников заговорил по
делу, дверь следует немедленно закрыть. Соседям ни к чему слышать
его ответы.
Марк переходит из комнаты в комнату,
думая о скуке. Нет ничего скучнее бесполезной работы. Владыке
Адриану нужны доказательства, и тем более они потребуются Палате…
но сам Марк не видит в них никакого смысла. Его опыт говорит:
доказать можно что угодно. Нанять свидетелей, которые скажут любые
слова; подбросить улики, кого угодно оклеветать, очернить. Судьи
верят доказательствам и словам свидетелей, публика обожает улики и
обличительные речи… Марк доверяет лишь одному свидетелю:
собственному уму. Единственная улика, которую нельзя сфабриковать,
- это умозаключение. Единственное непогрешимое доказательство –
логика. Все прочее – шелуха.