И… ушел в армию. Ты знаешь, Иней, почему наше поколение называют
мертвым? Потому что ребят моего возраста осталось в живых очень
мало. Безумно мало. Всех забрала в свои объятья мать-война,
Чеченская резня. Другие погибли от наркотиков и в перестрелках. Вы
– дети лихих девяностых, в куклы играли, а мы уже держали в руках
оружие. И убивали. Да, я убивал не раз, Иней. Но больше не хочу. А
сегодня на арену жизни выходите вы, поколение Y, вы – успешные во
всем, самые талантливые и удачливые. За вами – жизнь. А за мной –
старуха, которая давно точит косу и подмигивает пустым глазом. Я
уже давно мертв, Иней.
– Ты знаешь, что твой отец – убийца? – тихо спросила я.
– Да, конечно. Убить целый город – это еще хуже, чем человека.
Но вода, которую дает Веренское море, построенное на костях, нам
нужна, чтобы жить. Как смешно.
– Скажи это церкви, которая покоится на дне! И людям, потерявшим
родину.
– Я стараюсь не задумываться. От глубоких мыслей жизнь кажется
страшнее. Краснокрестецк – вот мое все.
– Неужели тебя не тянет прыгнуть в эту воду?
– Тянет, даже больше…
Но Френд не договорил, потому что пришли друзья, которым в тот
вечер я была абсолютно не рада. Это было так по-краснокрестецки –
заходить без предупреждения, чтобы попить чайку. В Верене о встрече
принято было договариваться за неделю.
А на следующее утро Илья уехал, пообещав вернуться через неделю.
Я проводила его с тайной радостью: наконец-то останусь одна. Смогу
разложить по полочкам свои впечатления о городе. Я записалась в
библиотеку, вволю ходила по магазинам, сделала генеральную уборку.
Опробовала несколько новых видов кос, ведь мои волосы уже достигли
пола. И общалась с друзьями по Интернету до красных «кроличьих
глаз». Со всеми, кроме Асмодея и Ерша.
36
Но потом со мной случилось странное.
Стоял обычный августовский день. Я гуляла по Краснокрестецку,
радуясь солнцу. Город казался таким безмятежным и мирным. Надежным
защитником от проблем внешнего мира. В который раз я удивилась
казарменной чистоте улиц и отсутствию современных зданий. Советский
Союз семидестых годов.
И вдруг я увидела забор с колючей
проволокой. И остановилась, широко раскрыв глаза. Безотчетный ужас
охватил меня. Хотелось лечь на землю, закрыть голову руками и
завизжать. Только тогда я осознала, что нахожусь в тюрьме. Пусть
огромной, пусть с магазинами, озерами, лесами, парками и детскими
площадками, но тюрьме. И почувствовала себя очень плохо. Не в силах
отвести взгляд от колючей проволоки, я ощутила, как меня накрывает
волна панической атаки.