– И сегодня каждый может на страницах
газеты выразить свое мнение, сказать правду, – продолжала
Екатерина. – Может быть, и сейчас кто-то хочет высказаться?
Пожалуйста, микрофон свободен.
Я встала и пошла по красной ковровой
дорожке. Только эта дорожка вела меня к позору. Но остановиться я
уже не могла и мысленно писала заявление об увольнении.
Лишь выйдя на сцену, я осмелилась
взглянуть на лица собравшихся. На них была написана просто
невероятная брезгливость и отвращение.
Екатерина протягивала мне микрофон
почти с ужасом. Наверное, она думала: «Вот сумасшедшая, явилась,
куда не звали. Да еще и праздник хочет испортить».
Но я не взяла микрофон. Недрогнувшей
рукой стала вынимать шпильки из волос, смотря прямо на собравшихся.
Несколько минут, всего несколько минут, но они показались
вечностью.
Краснокрестецк замер.
А я, как плащом, укуталась
собственными волосами. Вот и все. Сейчас меня прилюдно уволят.
Прощай, заветный пропуск...
И тут зал протянул ко мне руки.
Прокатилась волна: «Иней, Иней».
Они все хотели меня. Они были всего
лишь похотливыми животными, которыми я могла управлять. Да, да, они
бы бросились исполнять любое мое желание! И я открыла рот, чтобы
рассказать всю правду о том, как живется за колючей проволокой. О
том, что мир – совсем не опасен.
Но я недооценивала Екатерину. Она не
просто так сидела на посту руководителя. Самообладание ее было
просто невероятным. Начальница прикрыла глаза рукой, затем достала
из клатча крупную купюру и сказала:
– Дамы и господа! Это самая красивая
журналистка «Красной» – Инна Рубежанская. Возможно, скоро мы пошлем
ее на конкурс «Мисс Пресса», и там она прославит наш замечательный
город.
Я автоматически взяла деньги.
Воспользовавшись моим
замешательством, Екатерина быстро собрала шпильки и положила их к
себе в сумку. Протянула заколку. Зал облегченно вздохнул.
Начальница обняла меня и прошептала на ухо:
– Месяц без гонораров, веренская
сучка! И волосы убери, а то тебя попросту разорвут.
Месяц без гонораров! Всего лишь... За
мою кошмарную выходку...
Я тихонько сошла со сцены, на ходу
заплетая волосы в косу. Майор Вайшнавский был бледен, как мел.
Больше никогда он не даст мне интервью. Скорее, сам будет
допрашивать...
Около часа я просидела в ресторане,
методично напиваясь. Пока ко мне не подошел владелец газеты. Он
вдруг обнял меня, погладил по плечу и посадил в такси, что-то шепча
на ухо. Не помню, что он говорил... Вполне возможно, что и «прости,
Иней».