Асмодей крепко взял меня за руку и
почти вытащил из клуба:
– Пойдем, здесь есть славное
местечко.
Как безвольная ватная кукла, я
кивнула и надела толстовку.
И мы ушли в ночь.
Но сегодня заброшки были другими. Та,
в которую мы пришли, не навевала поэзию одиночества, а будила
вполне конкретные плотские желания.
Я стояла у окна заброшенного завода,
краем глаза наблюдая за звездами. Полнота жизни, сногсшибательная
полнота жизни. Асмодей обнял меня и поцеловал в шею. Я не
сопротивлялась, это только добавляло остроты. Асмодей продолжал
целовать меня все настойчивее. Внезапно я очнулась и оттолкнула
сталкера, закричав:
– Что ты творишь? Я о Ерше
мечтаю!
Никогда не видела такого
разочарования, как во взгляде Асмодея.
– Как? Это еще не прошло?
– Нет…
– И ты ничего не поняла? Он тебя не
может любить…
– Почему же?
– Потому что любит меня.
Я отошла от Асмодея на два шага, даже
не отошла, а отбежала. И спросила, четко выговаривая слова:
– А– С– М– О– Д– Е– Й, ты в своем
уме?
– Не думай, у меня ничего с ним не
было. Я не такой. Но он этого хотел. Раньше мы были очень близки. И
однажды…
– Замолчи! Заткнись! – я отбежала к
стене, споткнувшись об кучу щебенки и зажала себе уши. – Не хочу
тебя слышать, не могу. Замолчи!
Я кричала долго, выплескивая в
ругательства свою боль и горечь.
Потом Асмодей ушел. И теперь
заброшенные стены спели мне совсем другую песню. Я ощутила всю
поэзию одиночества. Было так плохо, что болело сердце. И пусть он
меня не любит. Пусть… Если бы полюбил другую, было б легче. Но не
Асмодея, ставшего мне другом. Это не просто больно, это противно. Я
плакала долго, так долго, что от слез перестала понимать, где
нахожусь.
Я оплакала и неразделенную любовь к
Ершу, и пренебрежение родителей, и зов Татуры, который чуть не свел
меня в могилу.
– Где же вы, Гоша и Кеша? Спите в
своих уютных постельках и плевать, что дочь сейчас умрет на
заброшенном заводе, – горько выкрикнула я в темноту.
– Ты не умрешь.
– Кто здесь? Это ты, Асмодей?
Резкий голос. Рубленые фразы:
– Я не Асмодей. Я – Френд. Услышал
плач и пришел. Не выношу женских слез. Я дам тебе все, что угодно,
только успокойся.
– Оставь меня в покое. Тоже доброхот
нашелся…
– Пожалуйста, не плачь. Я физически
не выношу слез, говорю же.
– Ну, и вали отсюда.
Я не договорила, потому что человек
схватил руками голову и застонал. Мне стало не по себе: