Толстуха зажгла последнюю свечу и выключила электричество, кухня
погрузилась в таинственный полумрак – и врать стало еще проще…
Под утро, в теплаке, Роман, согретый кровью и верой, развалясь
на драном диване, инструктировал свою свиту.
– Начнем, пожалуй, с тебя, Васенька. Тебя я покажу сразу. Ты
будешь демон-телохранитель. Больно уж у тебя рожа подходящая… пока.
Короче: никаких «ептыть», понял? Ко мне обращаться только в крайнем
случае и «мессир». Запомнишь?
– Да чего я, совсем? Запомню, еп…
– Вася, еще раз – и попрощайся с карьерой.
– Ладно, ладно…
– Не «ладно», а что-нибудь типа «я это исполню, мессир». И без
самодеятельности. Хочешь жрать свежую кровь каждую ночь – изволь
делать все красиво и точно. Понятно?
– Да понял, понял, не дурак…
– А я? – обиженно спросила Ира.
– С тобой – хуже. Инфернальности в тебе – как на еже гагачьего
пуха. Демоном ты не будешь.
– Но почему?!
– По кочану. Рожей не вышла. Пока я буду тебя кормить. Ты должна
начать выглядеть, как живая девица, понимаешь? Вот когда придешь в
соответствие, тогда я тебя и представлю. Ты будешь – посвященная,
моя преданная поклонница, которую я за хорошее поведение взял в
Инобытие. Поняла?
– Нет…
– Будешь ходить за мной, заглядывать мне в рот и отвечать на
вопросы в том роде, что я тебя сделал вечной, сильной, счастливой –
и все в таком духе.
– А… понятно.
– Чудненько. Завтра будут живые кролики и человеческая кровь.
Свеженькая, от живых людей. Молитесь, молитесь на меня,
предводитель!
И Роман с удовольствием пронаблюдал, как на рожах упырей
появилось то же самое выражение благоговения и восторга, с каким на
него час назад любовались смертные…
Милка рассматривала свои руки.
Руки никогда не были ее сильным местом. Она постоянно грызла
ногти, обгрызая заодно пленочки и кусочки кожи вокруг, сдирая все,
что можно было содрать зубами – может быть, поэтому ногти были
покрыты какими-то буграми и трещинами, выпуклые и скрюченные, как
птичьи когти. Отсюда у Милки имелась неистребимая привычка сжимать
руки в кулаки, пряча от взгляда кончики пальцев. Но даже если бы
ногти были хороши – на жалких пальчиках, коротких и кривых, при
широкой красной ладони, при синих венах, выпиравших из весноватых
запястий, как веревки...
Теперь руки выглядели иначе. Просто удивительно, насколько
иначе. Ногти будто отполировали и покрыли дорогущим французским
лаком в пять слоев, бугры исчезли, пальцы вытянулись и выпрямились
– а этого уж никакими ухищрениями нельзя добиться – и голубые жилки
просвечивали через побелевшую кожу, как у аристократки.