– Ты продолжаешь свои стихи военным
отдавать?
– Не все, бытовые предсказания себе
оставляю. И если просто пишу для души.
Поэтесса говорит и нарезает пирог.
Под тонким золотистым тестом лежат ровные кубики яблок в сахарном сиропе и
темной пыли корицы. От начинки поднимается белый пар, а аромат прогоняет любые
мысли кроме одной – с какого бока кусать? Молчим, пока жуем выпечку и запиваем
ее молоком. Сколько Поэтесса ни рассказывала про свои пироги, а пробую в первый
раз. До этого только фантазировала, сидя на койке в палате и питаясь больничной
едой.
– Катастрофически вкусно, спасибо, –
благодарю хозяйку и замечаю, что она нервно крутит ложку в руках, – что-то не
так?
Мудрец вздыхает и отворачивается, а у
меня кусок встает поперек горла. Слишком хорошо знаю, когда так делает, и в
первую очередь предполагаю худшее:
– Предсказала что-то неприятное?
Она поджимает губы, и молчание
сгущается темными красками. За окном светлой и уютной кухни гаснет вечер.
Медленно тает, забирая в ночь остатки синевы. Теперь нас освещают только лампы,
вытягивая тени на полу. Длинные и тонкие от ножек стульев, широкие и
бесформенные от наших тел, а прямоугольник стола темнеет преградой. Закрылась
Поэтесса. Должна что-то сказать, но не хочет. Отодвигаю от себя тарелку и
решаюсь спросить сама:
– Поэтесса, помнишь, мы договорились,
что если ты предскажешь мою смерть, то я узнаю?
Под белой лампой ее лицо кажется
бледным, нос заостряется, а глаза мудрец медленно опускает.
– Я порвала лист, когда написала.
Наизусть не успела заучить, прости.
Не представляю себя на ее месте.
Озвучивать кому-то приговор выше моих сил. Мне еще не страшно по-настоящему,
просто жаль.
– Расскажи суть, я пойму, – поправляю
шарф на шее и продолжаю, стараясь казаться безразличной, – мотыльки долго не
живут, а я свой огонь давно нашла. Все хорошо. Я надеялась уйти раньше
генерала, чтобы не видеть его смерть.
Поэтесса прикусывает губу и долго
разглаживает складки на юбке. Не понимает, что для меня каждая минута ожидания
– пытка.
– В стихе говорилось про тройку, -
наконец, говорит она. - Глаголы с мужским окончанием и местоимение «он», но не
кто-то из «наших», совсем другой. Он придет, когда не станет Мотылька.
Все-таки не я. А вот теперь обидно.
Предскажи это Поэтесса раньше, и не случился бы побег в четвертый сектор. Да и
теперь многое теряет смысл – кабинет, Флавий, поиск мудрецов. Больше всего в
жизни боялась казаться тем, кем не являюсь, и вляпалась в это с разбега. Да,
Создатель объявил меня тройкой на Совете генералов, но я ведь поверила.
Настолько, что всем пожертвовала, а потом осталась в шрамах.