На девятый день за полтора часа до обеда работа была практически
сорвана: на семнадцатом квадрате ушко начало надувать шар. Первый в
этом сезоне. И с окрестных квадратов, словно магнитом притянутые
мгновенно разлетевшейся вестью, начали появляться гости — походить
вокруг зеленоватой колбаски, качающейся в воде, полюбоваться и, как
водится в таких случаях, выпить вина. Не разбавленного, а
настоящего — ибо это и в самом деле праздник. Потому что монотонное
грабание трепалками по воде кончалось. Правда, начиналась совсем
другая работа, и нельзя сказать, чтобы она будет легче — но об этом
никто и не думал сейчас. Пока не думал.
В восемнадцатом квадрате остались только мама Инди, которой
праздник не праздник — а кормить народ надо вовремя, старик
Лепорис, которому не хотелось идти милю туда и милю обратно:
"Насмотрюсь я еще на ушки!", а также Батен и Кратерис, который чуть
не физически страдал от того, что они прибыли в квадрат с
опозданием. Форнакса и Эйли он, однако, отпустил без лишних
слов.
Кратерис и Батен шли по соседним рядкам ровно, трепалка в
трепалку, одновременно доходили до ограды, одновременно
перетаскивали трепалки на следующие рядки, и снова шли рядом,
изредка перебрасываясь словами. Батен порой напевал солдатские
песни; новым, таласским, он еще не обучился, и они были так же мало
понятны ему, как его песни Кратерису. Кратерис слушал их, иной раз
останавливал и просил объяснить непонятное, однако растолковывать
солдатские песни — дело последнее, тем более человеку, не знавшему
что такое солдатское житье-бытье. Батен что мог, то объяснял,
конечно, но потом надолго замолкал, пока размеренная работа опять
не навевала не него настроения петь.
Перед самым обедом появился Форнакс — малость навеселе; вывел на
делянку свою трепалку и пошел следом за ними, тоже напевая
что-то.
Соседние делянки постепенно тоже стали заполняться народом, хотя
появление десяти человек на квадратную милю мало прибавило
оживленности восемнадцатому квадрату.
Вечером, незадолго до заката, прибежала возбужденная Эйли и
сообщила, что ушки начали надуваться и у них, на восемнадцатом
квадрате, на соседней делянке. Кратерис стиснул зубы, пробормотал
проклятие и работал как заведенный до самого ужина, к которому его
пришлось звать несколько раз. Зато, поужинав, он в полной темноте
пошел на соседнюю делянку смотреть на одинокое надувающееся ушко,
отмеченное плавающим фонариком.