На видео была я и Конрад в том самом роковом зимнем саду. То, как он срывает мое платье, отбрасывая его в сторону. То, как я соглашаюсь на минет в обмен на его условия. Съемка велась с довольно дальнего расстояния, но камера была великолепная – разглядеть можно было мельчайшие подробности.
«Этого не может быть! – слезы навернулись на глаза, губы затряслись. – Боги, нет! Нет, нет, нет…»
– Позвольте представить вам будущую госпожу Майер – Эмми Браун. В самое ближайшее время она станет моей женой, – тем временем протянул Майер, а я пыталась вернуться в реальность, но вид меня же самой, отсасывающей Конраду на коленях, просто перевернул реальность, лишая гравитации. – Предвещая дальнейшие пересуды: сегодня мы узнали, что моя невеста беременна. Да, от другого. Но ребенка буду воспитывать я, и это никак не влияет на наши чувства и отношения. Это все, господа. На этом официальное обращение окончено.
Пространство стало двумерным, голоса вокруг начали двоиться. Перед глазами крутились кадры моего собственного падения. Того, что я хотела бы забыть или оставить под замком в недрах памяти. Майер видел минет! Он заснял это… Я отчаянно переводила взгляд из стороны в сторону, пытаясь сказать хоть слово. Потому что Майер лгал! Я не была его невестой, тем более – беременной от другого. Но происходящее казалось каким-то страшным сном, ведь горло онемело, а словам просто не получалось вырваться наружу.
– Я… Подождите… – пыталась выдавить, рыча от злости и отчаянья. – Я не… То есть…
И тут на глаза попался Он – стоящий в первом ряду. На мужчине была черная одежда и накинутый на голову капюшон, но узнать его получилось без труда. Ведь еще вчера я видела его лицо на записи камеры наблюдения.
– Папа… – ахнула я в полголоса, вцепившись в руку Майера до посинения, совершенно не понимая, что вообще делаю. Кажется, Майер говорил что-то еще, но я больше не могла разобрать и буквы.
Потому что Джек Браун смотрел на меня так, будто я была свежим стейком, за процессом приготовления которого он с жадностью наблюдал. Его глаза были безумны и в то же время умны, напитаны жизнью, как у маньяка, сделавшего этот выбор осознанно. От вида отца по моей спине поползли мурашки, а инстинкт самосознания вопил, что есть мочи: «Беги, Эмми! Беги!»