- Сколько мы отмахали, Нодлик?.. Давай бросай вожжи, у меня чай
тут имеется, - откликнулся Кицум. - Холодная дорога леденит грудь и
душу, пора маленько отогреться!
Агата никогда не могла понять, как можно одинаково относиться ко
всем - и к ней, и к Троше, и к Нодлику с Эвелин, находившим
своеобразное удовольствие в том, чтобы сделать девчонке-Дану
очередную гадость.
- Чай? Ты сказал чай, о величайший из комиков? - возопил Нодлик.
- Гони сюда эту драную кошку! Агата! Давай шевелись, не то мигом у
нас схлопочешь!
"У нас" было сказано недаром. Эвелин никогда не упускала случая
принять участие в расправе.
- Оставь ее, Нодлик. Она драит котлы.
- А-а.., самое место для такого дерьма, как эти Дану. Ну тогда
Трошу сюда.
- Ага, ага, счас, господин Нодлик... - заторопился силач.
Нодлик швырнул ему вожжи (ловко угодив при этом концом одной из
них Троше в глаз) и перелез с козел внутрь фургона. Был он высок,
но весь какой-то нескладный, костлявый, изломанный, с длинной
унылой физиономией, оживить которую не мог никакой грим. Лоб
жонглера покрывали многочисленные ало-синюшные прыщи; редкие
волосы, пегие от седины, висели сальными сосульками - а ведь
Нодлику по людскому счету исполнилось всего тридцать пять!..
- М.., уже встаем?.. - осведомился хриплый голос, как будто бы
принадлежавший женщине. - Эй, стерва, мой завтрак готов?
"Стерва" было у Эвелин самым ласковым словом для Агаты.
- Она чистит котлы, подружка, - счел нужным заметить Кицум.
- Ну ты и козел... Нашел, что ей поручить... Пусть бы Онфим ей
еще и за это всыпал - все развлечение...
Эвелин выбралась из-под пары одеял - в отличие от Агаты,
довольствовавшейся какими-то лохмотьями, у всех прочих, включая
Трошу, одеяла были нормальные, господа Онфимы понимали, что от
простуженного артиста толку мало. Однако мысль о том, чтобы
поделиться теплом с Нелюдью-Дану не пришла в голову даже
простодушному Троше. Собственно, в этом смысле он ничем не
отличался от остальных.
Агата дернула щекой.
"Они все просто грязные свиньи. Грязные, пьяные, совокупляющиеся
свиньи. Свинья может опрокинуть Дану в грязь, но истинный Дану
никогда не обернет свой гнев против нее", - хотя, по правде говоря,
сия сентенция, извлеченная из Atann-eeuy Akhimm, Тан-эу-Ахим, если
писать примитивными людскими буквами, Царственного Шестикнижия,
последнее время что-то перестала утешать Агату.