Теперь все обитатели первого фургона были в сборе. Кицум,
Нодлик, Эвелин, Агата и Троша, сидящий на козлах. Позади тащился
второй фургон их цирка - существенно больше и богаче. Полог над ним
был новым и прочным, без единой прорехи. Там ехали сам господин
Онфим-первый, Еремей - заклинатель змей, братцы-акробатцы и Таньша
- Смерть-дева, как прозывали ее ярмарочные зазывалы. Сам господин
Онфим, как и положено хозяину, занимался сбором денег и раздачей
жалованья. Его единоутробный брат Онфим-второй сидел в Ежелине,
отправляя посредством почтовых заклятий брату известия, где и когда
будет выгоднее всего устроить представление.
Агата - прислуга, посудомойка, швея, повариха, танцовщица,
музыкантша, акробатка, живая кукла, которую Кицум на потеху
почтеннейшей публике лупил по голове и иным частям тела бутафорской
плетью, живая мишень в аттракционе Смерть-девы - завершала список
артистов "Онфима и Онфима". Излишне говорить о том, что никакого
жалованья ей не полагалось. Тонкую шею Дану охватывал заговоренный
ошейник из грубого железа. Она была рабыней без права выкупа.
- Давайте, давайте, на молитву, быстро, - торопил остальных
набожный Нодлик. - А ты, данка, зенки свои богомерзкие опусти, неча
тебе глазеть, как народ честной истинному Богу молится...
Истинный Бог. Который отдал в руки своего избранного народа всю
землю, от окоема до окоема, испепелил его врагов, упрочил его
твердыни и придал несокрушимую мощь его оружию. И который неусыпно,
каждый день, помогает ему и сейчас.
Все в фургоне, за исключением Агаты, затянули молитву. Церковь
не допускала Дану ни к причастию, ни к крещению. Они имели право
существовать либо как враги покоренные - то есть как рабы; либо как
враги пока еще не покоренные, но это, конечно, временно.
Непроизвольно Агата прислушивалась к монотонно бубнящим
голосам.
- .. И не попусти злу свершиться...
- Боже, избавь нас от...
Все обычно. Эту утреннюю молитву Агата уже заучила наизусть. Ее
гнусавили попы в рабском лагере, куда сгоняли всех, только что
схваченных, попам отвечали пропитые голоса стражников; тянули
тюремщики в заведении для не желавших так просто смириться с
рабским ошейником; бормотали жирные перекупщики, выклянчивая себе
хоть немного удачи, то есть удачного обмана; шипели хозяйки,
явившиеся выбирать себе прислугу, а мужу - наложниц, ибо Дану - не
люди, а просто сосуд для удовлетворения низких мужичьих нужд...