- Ба! Посмотри, настоящий батист! Да я даже на рынок его не
понесу, своей крале оставлю! Вот она порадуется! Хотя… - он
растянул деталь одежды руками, и огорченно цыкнул. – Вот черт!
Слишком маленькие. У моей-то зад побольше будет, посмачнее, чем у
этой аристократки!
Я не обращаю внимание на мерзкие слова. Виски будто обручем
сжимает, мне кажется, что голова вот-вот лопнет. И еще я почему-то
чувствую, что стоит мне отвести взгляд, тряхнуть головой, и
наваждение уйдет – только мне не хотелось, чтобы оно уходило.
Потеряв интерес к находке, жандарм роняет ее под ноги, и снова
поворачивается к разворошенному комоду. Я вижу, что его правая нога
совсем близко к упавшему на мраморный пол кусочку ткани. Вот
грабитель снова переступает, чтобы дотянуться до следующей
заинтересовавшей вещи. Мне почему-то очень хочется, чтобы он
наступил на батист. До ужаса. Всего парой дюймов левее, и его нога
окажется не на голом мраморе, а на отрезке белой материи. И жандарм
действительно наступает туда, куда мне хотелось. Тяжелый ботинок
сминает ткань, она чуть заметно проскальзывает по гладкому
полу.
Жандарм радостно выхватывает очередную тряпку. С криком
«Смотри!» - резко поворачивается к напарнику, опирается на левую
ногу… Батист скользит по гладкому мрамору. Опорная нога выскакивает
вперед, жандарм запрокидывается назад. Я успеваю разглядеть его
лицо, на котором смешались разные выражения. Радость от удачной
находки, удивление, и только зарождающийся страх. Испугаться
по-настоящему он так и не успел, потому что затылком приземлился
прямо на Марса с мечом, что стоял на краю комода. Бог разит
насмерть. Жандарм насадился на статуэтку очень надежно – не только
меч, но и голова древнего бога оказались внутри черепа грабителя.
Он умер мгновенно.
Удивленно закричал напарник покойного, бросился к телу, увидел
лужу крови, растекающуюся из-под головы только что веселого и
довольного приятеля. От ужаса и растерянности карабинер попятился,
замер. На крик уже спешили сержант и отец.
Я тоже сделал несколько шагов назад и отвернулся. У меня
почему-то возникло такое чувство, будто это я поспособствовал
смерти того жандарма. Ведь я так хотел, чтобы он наступил на этот
скользкий кусок ткани. Нет, мне не жаль было эту мразь. Туда ему и
дорога. Но все равно было не по себе. Однако моральные страдания
меркли перед общим паршивым состоянием организма. Я вдруг
почувствовал, что с большим трудом остаюсь на ногах, голова
раскалывается от боли, а по лицу течет что-то мокрое. Проведя рукой
по губам, без особого удивления обнаружил кровь.