Пригибаясь и прячась за тэсэгами,
Шооран поспешил в глубь оройхона. Зрелая чавга предательски
хрустела под ногами. Шооран понимал, что и в центре, и на том краю
тоже есть суурь‑тэсэги, а значит – и шавар, из которого выползла
вся нечисть, но оставаться здесь не мог. Знакомая опасность
казалась страшнее.
Но всё‑таки, что происходит? Дома
выползший парх давно был бы замечен, вокруг толпились бы охотники с
сетями и копьями, и хищник думал бы сейчас не о добыче, а о том,
как сберечь собственные усы. Где все? Куда девались люди?
Шооран шёл всё быстрее. Если бы он
мог, он бы снова побежал. Ещё утром он мечтал никого не видеть, а
теперь стремился во что бы то ни стало найти людей. Он прошёл уже
почти весь оройхон, но так никого и не встретил, а туман, всегда
висящий над далайном и прибрежными оройхонами, и не думал
сгущаться, напротив, он становился всё реже, и наконец Шооран
увидел впереди пышную крону растущего туйвана. Сомнений быть не
могло: там находился ещё один оройхон – сухой оройхон! – а это
значит, что и за ним продолжалась земля.
Шатаясь, Шооран пересёк граничный
поребрик, упал на чистую землю, пополз. Он действительно достиг
рая! Третий раз за свою жизнь он ступил на сухой оройхон, и впервые
его руки не были заломлены, он мог поднять голову и оглядеться.
Беглого взгляда хватило, чтобы понять
– людей не будет и здесь. Землю повсюду покрывала хлебная трава, но
её никто не косил двенадцать раз в год, и она росла беспорядочно,
как хохиур: рядом с поспевшими гроздьями поднимались цветущие
метёлки и перезревшие, растерявшие гроздья стебли. Шооран сорвал
одну кисть, засунул в рот и, скривившись, выплюнул – зёрна
оказались твёрдыми и невкусными. Зато когда он подошёл к дереву, то
увидел, что вся земля под ним усыпана опавшими плодами. Плоды были
мягкими и пахли не затхлой водой, как чавга, а источали сильный и
сладкий аромат. В жизни Шооран не пробовал ничего подобного и даже
представить не мог, что такое существует.
Этих слишком резких переходов
оказалось чересчур много для измученного сознания. Шооран больше
ничего не понимал и ничему не удивлялся. Ясно же, что он умер, но
пришёл не к Ёроол‑Гую, а, словно праведник далёких земель, поднялся
на алдан‑тэсэг.
Возможно, разум Шоорана просто не
устоял бы перед испытаниями бесконечно длинного дня, но, по
счастью, раньше не выдержал желудок. Шоорана стало рвать. Рвало
горькой кашей чавги, наспех проглоченными кусками плодов, желчью. И
долго ещё выворачивало опустевшее нутро, заставляя сгибаться и
стонать от боли.