Как‑то он вылез в обжитые помещения с
противоположной стороны. Здесь у старика были устроены кладовые,
доверху набитые всяческим добром. С удивлением и завистью Шооран
обнаружил целый арсенал всевозможного оружия – очевидно, когда‑то
старик ходил в цэрэгах либо же, напротив, среди вооружённых изгоев.
Прямо спросить Шооран почему‑то постеснялся, задал лишь вопрос:
откуда всё это?
– Так… – пожал плечами старик и
неожиданно разрешил Шоорану брать из кладовки любой инструмент.
Разумеется, первым делом Шооран
ухватил длинный и даже с виду страшный хлыст из уса парха. Хлыст
был лёгок и упруг, но Шоорану никак не удавалось размахнуться им
как следует. Детская игрушка – хлыстик из лоскутка кожи и то бил
удачней.
Привлечённый звонкими хлопками, из
алдан‑шавара вышел старик. Посмотрел на старания Шоорана,
заметил:
– Так ты себе уши отрубишь.
Взял оружие из руки Шоорана,
примерился, взвешивая его на ладони, и вдруг гибкий и тонкий хлыст
затвердел, словно в него вставили стержень, лишь самый кончик
превратился в гудящий от мгновенного движения круг. Старик,
выставив руку, пошёл вперёд. Хлыст коснулся избитой Шоораном травы,
и в стороны полетели сорванные вибрацией клочья. Старик хлестнул
усом вбок и тут же снова закрутил его, заставив выпрямиться и
затвердеть. Шооран, раскрыв рот, следил за происходящим.
– Вот так, – сказал старик, устало
опустив руку. – Научись хлыст прямо держать, дальше всё само
получится. А через спину хлестать – только себя покалечишь. На,
играй.
С этого времени Шооран не расставался
с хлыстом, даже когда на поле поспел урожай и неделю они, не
разгибаясь, работали: срезали стебли, вылущивали зерно, сушили и
складывали в специальной камере. Старик заготавливал больше хлеба,
чем обычно, ведь теперь их было двое. Часть соломы старик стащил на
мокрый оройхон, замочил на четверть часа в нойте, потом принёс
обратно и долго отмывал водой, теребил, пока вместо соломы не
осталась лёгкая, как высушенный харвах, пряжа. Из этой пряжи старик
обещал сделать Шоорану праздничную одежду, такую же, в какой ходил
сын одонта. А пока Шооран щеголял в жанче из шелковистой шкуры
бовэра и башмаках из кожи морского гада, притащенного стариком в
последний день мягмара.
Старик преподносил Шоорану один
подарок за другим, а когда Шооран начинал благодарить, досадливо
произносил единственную фразу: