Второй раз в жизни он увидел далайн.
Далайн не изменился, да и не мог измениться за прошедшие годы. Так
же сгущался над ним туман, так же двигались ленивые бугры,
размазывались о берег, с небрежной щедростью убивая своих же
обитателей. Далайн был вечен и не помнил ничего. Но зато помнил,
вернее, заново вспомнил Энжин. В первую же ночь он сбежал, ушёл по
полосе пограничных оройхонов, не гадая, сможет ли дойти и как
встретит его земля вана. О Сай он, уходя, не думал, да и потом не
вспоминал. Любовь, когда‑то связывавшая их, давно умерла. Любовь
вообще плохо уживается с непримиримостью и ложью. Всё остальное ей
дозволено.
Идти в темноте по мёртвым оройхонам
оказалось невозможно. Утро полуживой Энжин встретил на краю
далайна. Близкие авары душили низко стелющимся лиловым дымом,
мокрая губка не спасала от ядовитых миазмов, да и вода у Энжина
кончалась. Он знал, что надо, пока ноги послушны, уходить отсюда,
но сильнее жажды жить в воспалённом мозгу засели две мысли: вот он,
далайн, и рядом нет никого, кто мог бы помешать свести с ним счёты;
и другая, более страшная – а вдруг всё, что было тогда, много лет
назад, лишь привиделось ему и теперь он никто и ничего не
может?
И тогда полуживой и полубезумный
человек вместо того, чтобы бежать сломя голову, качнулся к далайну,
поднял руки, шепча проклятия, словно Сай в ночные часы, и начал
творить оройхон. Этот оройхон – нелепый и бесполезный квадрат суши
торчит ровно на полпути между землёй старейшин и страной вана. Там
никто не живёт, потому что выжить там невозможно, но всё же теперь
пройти с одного берега на другой стало проще. В тех редких случаях,
когда старейшины соглашаются в обмен на жемчуг и сухой харвах
продать вану искристый кремень, баргэды встречаются здесь с
посланцами вана. Поэтому необитаемый оройхон называется
Торговым.
Всё это происходило потом, а пока
безумный илбэч окончил работу и, даже не ступив на новый оройхон,
впервые за много лет засмеялся и пошёл дальше.
С другой стороны проход охранялся не
так строго, ведь здесь не ловили таинственно исчезнувшего илбэча,
поэтому Энжин сумел пробраться мимо поста, где скучали доблестные
цэрэги, и войти на землю вана.
Он быстро увидел разницу между двумя
странами. Земля была чудовищно перенаселена. Когда Энжин попытался
войти на сухой оройхон и напиться воды, его жестоко избили и
вышвырнули обратно. Пришлось привыкать к чавге, которую прежде он
ел только во время торжественных богослужений. Одно дело – вкушать
кисловатый, чуть пованивающий нойтом комочек раз в месяц под пение
собравшихся вокруг суурь‑тэсэга служителей, совсем другое –
питаться чавгой постоянно.