– Вы, мужики, развратники, и ты точно
такой же, как все. Тебе наплевать на семью, на меня, на закон, в
конце концов! И шлюху ты выбрал себе под пару, эту шаварную тварь…
Жаль, я не смогла сбросить её в далайн своими руками!..
– Замолчи, – тихо сказал Энжин.
Он вышел из палатки и остаток ночи
просидел, привалившись к тэсэгу и глядя сквозь темноту туда, где
ещё день назад стояла палатка Атай.
Утром оройхоны облетела невероятная
весть: объявился новый илбэч. За одну ночь на побережье возникло
три свежих оройхона, и, следовательно, один из старых стал сухим –
в стране появилась дополнительная пригодная к жизни земля. Никогда
прежде такого не случалось. Даже во времена древних илбэчей не
появлялось три оройхона в один день. Служители передавали друг
другу новости – одна невероятней другой, цэрэги и баргэды всех
рангов были подняты по тревоге. Приказ требовал изловить илбэча и
доставить его в совет старейшин. Энжин этого не знал, но
многолетняя привычка заставила его затихнуть и постараться стать
незаметным.
Через неделю вышло официальное
распоряжение – илбэч должен объявиться. Оно заставило Энжина ещё
ниже пригнуть голову. Он уже раскаивался в сделанном и не понимал,
как ему удалось такое. Сомневался даже, было ли это с ним в
действительности. Верил в былое, лишь когда, проснувшись среди
ночи, понимал, что Сай тоже не спит, а забившись в угол палатки,
обхватив колени руками и прижавшись к ним подбородком, беззвучно
цедит сквозь сжатые зубы проклятия умершей сопернице. Подобные
сцены вызывали тягостное чувство неуместности. Вины перед Сай Энжин
больше не испытывал, ненависти – тоже.
Что касается остальной жизни, то она
изменилась лишь к худшему. Появился новый район, часть людей с
обжитых оройхонов власти отправили туда, и остальным пришлось
больше работать. А легче не стало – так же они вставали по хриплому
сигналу трубача, съедали ту же миску каши, шли на ту же работу. Так
зачем было всё? И было ли?
Прошёл год, увенчанный безрадостным
мягмаром, потом второй, третий… В бороду, которую он бросил брить,
вплелись белые нити, давно не снилось по ночам пламя, не тревожило
слово «илбэч», и лишь видение далайна и запрокинутое лицо Атай
преследовали его. Но он по‑прежнему был на хорошем счету у баргэда,
и когда ему исполнилось три с половиной дюжины лет, его произвели в
охраняющие. Это означало, что теперь он будет не просто стоять с
палкой на краю мокрого оройхона, а нести службу на границе. Длинные
полосы мёртвых оройхонов отделяли древнюю землю старейшин от более
новых земель – государства вана и страны добрых братьев. Порядка в
тех краях было куда меньше, но зато илбэчи в те эпохи, когда они
появлялись, чувствовали там себя вольготней, и потому сопредельные
страны были обширней и сильней воинской силой. Впрочем, нападать
через мёртвые земли, где пяток цэрэгов мог сдерживать целую армию,
было делом безумным, и потому пограничные гарнизоны оказывались
невелики и состояли в основном из стрелков при ухэрах. Но теперь,
пока власти не забыли ночного потрясения и не могли быть уверены,
что илбэч не прячется где‑то, пытаясь бежать к противнику, караулы
были усилены за счёт немолодых и многократно проверенных
служителей. Оказался среди них и Энжин.