Едва он скрылся из виду, как
пограничная полоса ожила: раздались голоса, стоны, плач –
ошпаренные люди полезли из‑под защиты аваров. Они бегали, искали
друг друга, звали погибших.
Шооран молча опустился на камень. Он
смотрел туда, где только что копошились конечности хищной бестии, и
медленные слёзы, не принося облегчения, текли по его щекам. Хулгал
что‑то говорил, потом поковылял прочь, должно быть, искать новую
палку – Шооран ничего не слышал и не замечал. И лишь когда из
сгущающейся вечерней темноты появилась мама, по всему оройхону
ищущая пропавшего сына, схватила его на руки, принялась целовать,
повторяя: «Живой! Живой!..» – лишь тогда Шооран с трудом
выговорил:
– Мама, он всех съел: и того
мальчика, и Бутача, и мою тукку. У меня всё было, а он пришёл и
съел. Всё – даже палку Хулгала…
– Нет, нет! – смеясь и плача,
отвечала мама. – Он нас с тобой не съел, мы убежали…
– Всех съел, – не слыша, повторял
Шооран.
* * *
На следующий день те, кто остался
жив, задумались, как существовать дальше. Округа была опустошена
подчистую, пройдёт ещё не одна неделя, прежде чем в грязи
зашевелятся жирхи с тошнотворной, но всё же съедобной плотью,
созреет под чешуйчатой скорлупой водянистая чавга, а шавар заселят
всевозможные существа и среди них вожделенная тукка. Сейчас на
оройхоне были истреблены даже заросли хохиура – вполне бесполезной
травы, из которой только и можно сделать, что палочку для
разгребания грязи. Короче – не осталось ничего, кормиться
предстояло на соседних оройхонах, что, несомненно, не могло
понравиться жителям этих мест.
Соседи жили с двух сторон, но стороны
были явно неравноценны. На востоке простиралась обширная страна,
состоящая из множества оройхонов, выстроенных Ваном – илбэчем,
жившим много лет назад и оставившим следы своих трудов во всех
землях. Правители восточных земель называли себя ванами и возводили
свой род к знаменитому илбэчу, хотя всякий знал, что древнее
проклятие обрекало строителя оройхона на одиночество. Но
противоречить царственному мнению никто не смел, тем более что
удачливый Ван умер неразгаданным, и теперь на его счёт можно было
строить какие угодно домыслы. Ближайший восточный оройхон выходил
на далайн лишь одним углом, и хотя жизнь на нём, казалось, была
такой же, что и на пострадавшем острове, но считался он особым, ибо
прикрывал сухие земли царствующего вана. Соваться туда – значит
столкнуться с хорошо вооружёнными и безжалостными цэрэгами,
охраняющими от вторжения чужаков перенаселённые земли. Ясно, что на
восток пути не было, в добрые времена цэрэги могли торговать, но
никакой помощи не оказывали ни прежде, ни тем более сейчас.