А Настя, всегда зависимая от своего настоящего тела, не
чувствовала здешнюю физику так хорошо, как я. А ведь физика тут и
правда была иной. Даже здешняя скорость свободного падения
отличалась: была почти втрое ниже Земной. Все это сделано для того,
чтобы ловкие игроки успевали выполнять сложные трюки в прыжке, а
это приятно украшало боевую динамику. Например, раньше, будучи
эльфом, я мог подпрыгнуть вверх и поразить минимум две цели из
лука, прежде чем снова приземлялся на ноги.
Я просто хочу сказать, что сейчас мы находились в моем мире, а
вовсе не в ее. Это была моя территория, на которой я просто не мог
проиграть. И я, вобрав в себя все песчинки своего хрупкого
мужества, дал ей бой. Она, кипятясь от злости, старательно
размахивала киркой, но я без труда предугадывал все ее удары. Я
ловко уклонялся и, прекрасно чувствуя тайминг, бил в ответ.
Поединок двух гномов длился две минуты, по окончании которых
победителем вышел я, Гиладор. Получив добивающий удар моего кулака,
тело Альфины растворилось в воздухе, а ее хэлсбар снизился до
нулевого показателя, после чего мигнул напоследок и тоже исчез.
Не празднуя победу, я поспешил выбираться из пещеры. И вот,
когда я наконец покинул ее пределы, система выдала мне прискорбное
сообщение:
Внимание!Обнаружено
вскрытие капсулы. Выполняется принудительный выход из
игры.
Прежде, чем я успел осознать смысл этих слов, мои глаза
открылись, и я увидел затемненный на ярком фоне силуэт Насти,
нависший надо мной. Стенки капсулы все еще всасывали остатки геля,
когда я получил резкий удар под дых. В глазах потемнело, дыхание
перехватило, а в горле воцарил рвотный рефлекс. Клянусь, если бы я
все же слопал утренний пудинг, то сейчас он бы вышел наружу. Однако
желудок мой пустовал, и кроме слюней из моего рта ничего не
брызнуло.
Мои глаза раскрылись шире, чем когда-либо, грудь пронзила острая
боль, а голову заполонила мысль, что я задыхаюсь. Я не мог ни
вдохнуть, ни выдохнуть. Казалось, мои легкие более мне не
принадлежали. Дергаясь, словно в конвульсиях, я издавал кряхтения и
безнадежно старался вобрать в себя воздух. Настя снова замахнулась,
и я, увидев это, прохрипел:
– Сто-ой! Хва-атит!
Со стороны я себя не видел, но уверен, что на моем лице застыл
неистовый страх. В больших глазах Насти отразилось что-то, что в
тот момент я воспринял как жалость. Но в дальнейшем, чем чаще я
проигрывал в своей голове то событие, тем тверже убеждался, что это
было, скорее, отвращение. Второй раз она меня не ударила.