Коротко кивнув на прощание Хану, Аро покинул здание и направился
в сторону резиденции семьи Джоу. Сейчас он должен был «похитить»
сюда молодого господина, подождать несколько часов, а после, вместе
с отрядом Когтя, найти пропажу обратно. Ещё Аро знал, что кто-то из
семьи должен будет «случайно» передать эту информацию изгнанникам
и, если тот вдруг появится, убить его. Просто и элегантно.
Быстрые и широкие шаги бойца постепенно замедлялись, каждый
следующий шаг в нужном направлении для него становился труднее, а
жгучее ощущение неправильности происходящего в груди становилось
всё сильнее. Аро остановился. Развернувшись, он посмотрел на
затянутое угрюмыми серыми тучами небо и тяжело вздохнул, вспомнив,
как видел точно такие же тучи из маленького оконца в Башне
отверженных. Ещё совсем недавно. Он словно вновь ощутил эту
тяжелую, давящую со всех сторон атру, холодный камень, орду тварей
под окнами и непроглядную черноту отчаянья. Эти воспоминания больно
укололи его. Прямиком туда, где и так ныло. Если бы не чужак,
изгнанники и та дурёха из клана Линн, он бы так и остался кормить
червей в Башне.
Аро нельзя было назвать праведным человеком. Даже честным с
большой натяжкой. За свою жизнь он успел совершить немало такого,
из-за чего даже внутри Когтя у мужчины хватало врагов. Однако, всё,
что он когда-либо делал на благо семьи Джоу, он делал потому что
был ей обязан. Своим положением, силой, всем. И дело здесь было
вовсе не в клятве верности, которую давал каждый из вассалов,
получая контракт, нет. Помимо неё, он лично, искренне считал себя
обязанным клану, и поступал соответственно. Благодаря этой
установке, его верность семье и её главе всегда была крепка и
непоколебима, как камень, которым он управлял. До этого
момента.
Вздохнув, он покачал головой и, с большим трудом, признался
самому себе, что действительно жизнью обязан тем, кто помог ему
вернуться домой с того мерзкого задания. Потому и свербит в груди
от грандиозного плана главы.
«А ведь он не простит...» — подумал Аро. В планах семьи не было
убийства этой девчонки. Нет, молодой господин Чэнь выразился
достаточно ясно, ученица Джины Морето будет принадлежать ему, и
будет страдать... И её слова уже ничего не изменят, она могла
говорить всё, что угодно, это было предусмотрено. В правду никто не
поверит, как не надрывайся.