- Но как же… Как тогда…
- Почему я говорил так уверенно, будто
читал мысли человека, называющего себя доктором Генри? Почему
упоминал детали, которые могли быть известны только очевидцу? Все
очень просто, Уилл. Я читал записи.
- Что за записи? – жадно спросил Уилл,
глаза которого мгновенно вернули привычный блеск.
- Записи доктора Генри, разумеется.
Мне не довелось быть с ним знакомым, но у меня сложилось
впечатление, что он был очень основательным и аккуратным
джентльменом. Конечно, он не вел стенограмм, однако после каждого
заседания клуба «Альбион» он скрупулезно записывал в тетрадь его
события, не брезгуя даже мелочами. Полагаю, это было важно для
него. Он не просто описывал, он фиксировал, как ученый фиксирует
каждый шаг проделанной работы. Вел летопись, которой, к слову,
суждено было остаться единственным напоминанием о существовании
основанного им клуба.
- Где он сейчас?
- Я не знаю. Когда проживешь в Новом
Бангоре несколько лет, начинаешь привыкать к тому, что люди время
от времени исчезают сами по себе. Без грохота, без дыма, без
военного оркестра. Просто… перестают существовать в привычной им
форме, а уж считать это смертью, избавлением или переездом зависит
скорее от точки зрения. У меня нет никаких сведений о нем, записи в
дневнике в какой-то момент попросту обрываются.
- Но эти записи, они…
- Попали в мои руки полностью законным
способом, - мягко закончил за него Лэйд, - И ничего удивительного в
этом нет. Так уж сложилось, что через мои руки проходит много
самого разнообразного товара, который не ограничивается одними лишь
консервными банками. Амулеты сомнительной ценности и столь же
сомнительной судьбы, составленные дилетантами кроссарианские
инкубулы, эзотерические трактаты и бесчисленный хлам, который к
всему этому прилагается – фальшивые безоары[18], аляповато сделанные
сигилы[19], древнееврейские
атамы[20], ровесники египетских
пирамид, на клинках которых еще можно рассмотреть полустертые
фабричные оттиски Коппертауна…
- Как жаль, - лицо Уилла вытянулось,
но Лэйд благоразумно сдержал рвущийся наружу смешок – это
обескураженное выражение выглядело весьма комично, - Я бы не
отказался познакомиться с доктором Генри и узнать историю
«Альбиона» из первых уст. Он показался мне весьма рассудительным и
мудрым джентльменом, не говоря уже о том, что за потрясающий
рассказчик из него мог получиться! Но что за науку он упоминает? Я
не припомню, чтоб в лондонских театрах выступал некто доктор Генри,
по крайней мере, не в Сохо. Что за науку он представлял?