Пока ещё солнце достаточно высоко,
быстро развожу костерок с помощью линзы. Газ в зажигалке надо
экономить, а то ведь даже бензиновые образцы появятся не раньше,
чем в веке девятнадцатом. Я столько точно не проживу, так что
случая купить ещё одну зажигалочку не представится.
Подождав, пока костёр разгорится,
направляюсь к кустарнику за хворостом. Притащил охапку, другую... А
вот на третьей ходке, подбирая сухие ветки с земли —
свеженаломанный-то кустарник горит плоховато, зато дыму от него
столько, что к утру из меня неплохая копчёная ветчина получится, —
вдруг слышу:
— Добрый пане, подаждь ясти убогим
кметям во имя Йса, убо други дён гладно!..
Я сперва даже не понял, что не так.
Выпрямляюсь, хватаясь за нож разворачиваюсь. По сторонам двое:
парень помладше меня и мужик средних лет. Третий мужик стоит шагах
в пяти позади них: то ли страхует, то ли ещё что. И как только
подошли, что я не услышал?
У того дядьки, который ближе, голова
скособочена влево, стоит, странно сбычившись. А лицо... Блин, а
лицо искорёжено: шрам от правой скулы до шеи, правый глаз вытек,
кончик носа и почти половина нижней челюсти обрублены. Рана
недавняя, но уже подзажила, хоть и выглядит отвратно... Брр... Не
дай бог кому такое...
Задний уставил на меня единственный
уцелевший глаз на изжёванном ожогом лице. Был у меня товарищ, у
которого похожим «узором» руку испятнало: в раннем детстве
ухитрился самовар с кипятком на себя перевернуть, хорошо травмпункт
рядышком находился, вовремя помощь оказали.
Из троих только парнишка вроде бы
целый. Хотя... А рукав рубахи-то культю у запястья прикрывает!
И тут я понял, отчего услышанная
фраза показалась какой-то «не такой». Говоривший произнёс свою
просьбу по-русски! Пусть язык был сильно устаревшим, звучание слов
непривычным, но понять-то можно было вполне. Землячки!
Однако землячки-то эти — ребята явно
не самые безобидные: у передних топоры за кушаками торчат, причём
не обычные плотницкие, а скорее типа «бердыш недоразвитый», с
характерно выдающимся вниз бойком и довольно длинным прямым
топорищем. Ножи из-за голенищ рукояти показывают, но само по себе
это ни о чём не говорит: как я заметил, такое оружие в данном
времени — признак любого свободного человека. Хлоп и раб носить нож
без приказа господина права не имеет — кара за это предусмотрена
весьма и весьма суровая. Широко известный «принцип Аттилы» в
действии: «Свободный должен носить оружие. Раб — безоружен». Эх,
то-то я смотрю, у многих россиян моего времени психология-то
рабская… Слепец тоже отнюдь не безоружен: увечный воин (вроде
«кметь» — это по-современному «дружинник»?) сжимает здоровенный
прямой ослоп, по всей длине отшлифованный и изъязвленный вмятинами
от частого употребления. Оголовье посоха представляет собой
солидный бронзовый шар с полтора моих кулака объёмом, а нижний край
снабжён острым конусом подтока… Такой «оглоблей» и на слух можно
противника с размаху так «отоварить» по голове, что не каждый шлем
спасёт…