– Говори, раз пришла.
Снова смешок. Мне казалось, эти светлые глаза внимательно следят за каждой моей мыслью. Я снова не сразу поняла, что слишком пристально рассматриваю его лицо, которое уже не считала уродливым, в отличие от сущности. И если внешность – независящий от него фактор, то внутреннее содержание – полностью на его совести.
– Я готова... – сорвалось вдруг с языка.
Я готова? Нет, черт возьми, не готова, но постараюсь вытерпеть его колкие фразы.
– Готова на что?
Ни капли доброжелательности на лице. Блуждающий по мне взгляд, сначала на губы, затем ниже, на этот раз вместо декольте водолазка, впрочем и вся остальная одежда была более чем скромной, серые штаны не оголяют коленок, как юбка в нашу первую встречу в этом кабинете, но мне казалось я стою перед ним совершено без одежды.
Роберт скользнул взглядом еще ниже, а я внутренне сжалась. Что за чёрт? Зачем он это делает? Жаль, что плащ отставила в приемной, хотелось накинуть сверху еще и его.
Левицкий сделал ко мне несколько шагов и повторил вопрос:
– Так на что ты готова? Может, наконец ответишь?
– Я готова... – произнесла и сжала губы не в силах продолжить. В горле пересохло от своих же слов. Боже, как унизительно. Не отводя взгляд, наконец, решилась: – Я готова подносить тебе чай, когда пожелаешь.
Роберт расплылся в довольной улыбке. Он ждал этого, чтобы вдоволь насладиться моим поражением. Не нужен ему мой чай.
Это игра чувствами. Власть показать.
Почему мир держится на этих мерзавцах?
– Ну, надо же, – широкая улыбка. – Как же, интересно, ты пришла к такому сложному решению? – он намерено выделил слово "сложному", протягивая в нём ударную гласную.
Издевается. Подонок.
Я бы тебе слабительный чай организовала – мало бы не показалось! Зато для желудка хорошо. Роберт эти мысли, на мою радость, не слышал, поэтому вслух решила произнести совсем другое. Попытаться поставить своё условие.
– Но в обмен я хочу, чтобы ты оставил моего отца в покое, – осмелела вдруг я, выдвигая свои предложения. – Он снова в больнице. Его избили. Опять.
– Твой отец наверняка получил по заслугам, – равнодушно пожал плечами Левицкий.
Да как он смеет?! Даже не скрывает своей неприязни! И не боится расправы.
– Папа мухи не обидит!
– Ну, конечно-конечно. Он наверняка, идеал.
– Он добрый, честный! Как ты смеешь говорить о нём такое?