— Он не совсем к вам пришел, — немного помялся
смущенный парень. — Он спросил самого лучшего нашего
переводчика с шумерского.
— И ты так просто ему все рассказал? Тем более музей уже
закрыт, зачем ты вообще его впустил? — удивился Владимир. Нет,
если человек был бы знакомый, то в этом не было бы ничего такого,
несмотря на то, что по правилам запрещено приводить посторонних
после закрытия. Но привести совершенно чужого — это
нонсенс.
— Я… не знаю, простите, — растерянно ответил парень,
после чего потер свои виски, будто страдая от головной боли.
— Ладно, с кем не бывает? Не подумал ты, ничего страшного в
этом нет. Но на будущее запомни — после восьми часов посещения
запрещены. Я-то ладно, а Джонсон с тебя шкуру спустит, если узнает,
— Джонсон — это директор музея, славящийся своим насколько
справедливым, настолько и строгим характером. Оставив юношу
раздумывать о своем поступке, Пирс вышел в холл музея, проходя
между витринами с историей. Историей человеческой цивилизации,
насчитывающей больше пяти тысяч лет. Впрочем, самые древние
экспонаты гораздо старше даже такого огромного, в сравнении с
мимолетной человеческой жизнью, срока. Именно в такие моменты,
когда на землю спускаются сумерки, а в музее нет других
посетителей, Владимир чувствовал особую атмосферу, будто каждый
предмет стремится рассказать свою, не похожую на другие, историю.
Кто знает, что пережил греческий копис, мимо которого проходил
Владимир? Или та глиняная табличка, которую он изучал? Это не
просто антиквариат, это бесценные слепки историй о наших предках.
Доказательство, что до нас были мириады поколений, со своей жизнью,
бытом, горем и радостями, войнами и примирениями.
— Здравствуйте, мистер Пирс. Или вас стоит называть
профессор? — вкрадчивый, увлекающий за собой голос выдернул
полиглота из глубин раздумий. Да, полиглота, ибо кроме шумерского,
латыни и основ древнеегипетского, он знает еще французский,
испанский, русский, немецкий, китайский, в том числе древний, и
японский. Как он всегда говорил, с языками, так же, как и с любым
делом — для него труднее всего не начать, а остановиться.
— Пока нет, но надеюсь, что мою диссертацию оценят. Но
откуда вы знаете? Я об этом не распространялся особо,
— удивился Владимир.
— У всех своих секреты, мистер Пирс, — мужчине
показалось, что зеленые глаза его собеседника вдруг вытянулись и
стали похожими на змеиные. Но моргнув, он стряхнул наваждение.
— Простите за то, что тревожу вас в столь поздний час, однако
дело не терпит отлагательств. Если вы не против, я пропущу
разговоры о погоде и не буду терять ни своего, ни вашего
времени.