— Проклятый колдун! — хотел закричать
Леонид, но из горла снова вырвался медвежий рев.
А где-то внизу с криками в разные
стороны побежали его товарищи. Он хотел крикнуть, чтобы они не
боялись, но звериный рык их не остановил. Медвежатник оглянулся,
остановился на секунду и выстрелил почти в упор. Пуля обожгла
бедро, и Леонида это разозлило. Они что, не понимают, в кого
стреляют? Он взревел еще громче, догнал медвежатника и хотел
выхватить у него ружье. Но не рассчитал силу: проводник упал в
снег, раскинув руки, и замер. Леонид хотел сказать ему: «Вставай,
зараза!» и легко шлепнул по щеке; лицо сразу залила кровь. Он хотел
вытереть кровь с его лица, но сделал еще хуже: каждый взмах когтей
разрывал лицо, превращая его в месиво. Леонид заревел от обиды и со
всей силы ударил в окровавленное лицо лапой. Голова медвежатника
сплющилась, как разбитый арбуз. Он оставил его и побежал догонять
Валерку, крича, чтобы тот его не боялся. Но Валерка не слушал и
спотыкаясь удирал по глубокому снегу — лыжи он надеть не успел. Или
не догадался. Леонид опустился на четвереньки и догнал его в
несколько прыжков. И остановил легким толчком в спину. Раздался
хруст.
— Ну стой же, — хотел сказать он и
развернул Валерку лицом к себе, но оно побелело, и Валерка обмяк. —
Вот сволочь!
В стороне затихал крик третьего
охотника — Валеркиного коллеги (от потрясения Леонид никак не мог
вспомнить, как его зовут). Он снова встал на четвереньки и побежал
вдогонку, как будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. И
нагнал охотника легко — тот тоже не надел лыжи. Леонид хотел лишь
остановить его и все объяснить. Голая шея убегавшего мелькала
впереди на уровне рта — Леонид исхитрился и куснул ее. Позвонки
хрустнули на зубах, и в рот полилась кровь. Это отрезвило, но было
поздно…
Он сел на землю и завыл от отчаянья.
И понял, что только что убил их всех, одного за другим… Он же не
хотел их убивать! Он хотел их лишь остановить! Ну почему,
почему?
Этот жалкий старик превратил его в
чудовище! В огромного медведя! Надо достать старика, надо заставить
его взять свое слово назад, затолкать обратно ему в глотку!
Идти по снегу было неудобно, очень
неудобно. Где этот мерзкий старикашка? Вот медведица (какой
приятный запах, даже от мертвой), вот ее дитя, а где же старик? На
том месте, где Леонид видел его в последний раз, лежало тело
медведя — большого медведя, не намного меньше самого Леонида. И
медведь был мертв. Почему-то это стало ясно сразу. В памяти вдруг
всплыло слово, о значении которого он никогда не задумывался:
берендей. Дед-берендей. Вот как назывался этот старик.