плакал, но слезы не вылечили и не освободили.
Первой его мечтой стала мечта о море. Николай завел своеобразную "мечтательную"
тетрадку с рисунками, с вырезками из газет и журналов, с цитатами из книг, с толкованием
романтических терминов: ахтерпик, шпангоуты, полубак, ватерлиния, киль, клотик. От таких
слов кружилась голова, и дышалось глубже. На обложке тетради выведен девиз, которым
стали строчки из слышанного по радио стихотворения: "Пусть будет жизнь достойно
прожита: ведь после этой не дадут другую". Под "достойным" подразумевалось сделаться
моряком и проплыть по всем морям и океанам. Он видел себя в бескозырке, в бушлате, в
тельняшке и в брюках клеш!
Часто, сидя на крыше, Николай пытался вместо округлых лысых сопок вокруг увидеть
голубую бесконечную даль. Неужели воды могло существовать больше, чем в Шунде,
которую местами можно перекинуть плоской, зализанной плиточкой? Правда, при разливе
Шунда расширялась, Рассказывали, будто на лугу, что ниже села, стояла когда-то целая
улица, которую слизнуло наводнением. Теперь же там намечалось строительство сразу
нескольких улиц: в силу реки уже не верили. Море не поддавалось никакому воображению, и
даже во сне его корабль, похожий на белую двухэтажную школу, шел по Шунде, а Николай,
стоя на мостике, приветствовал оба берега сразу.
А потом, в один летний с высоким небом полдень, мечта вдруг переменилась. Для
Елкино давно были привычны самолеты, прочеркивающие в высоте меловые полосы и
бухающие при переходе звукового барьера так, что рассыпались звонкие поленницы, Но в
этот раз самолеты показались совсем близко. Сначала они зависали высоко над селом, потом
беззвучно падали до самых крыш, молниями проносились над домами и огородами и, снова
ввинчиваясь в высоту, кругами заходили на прежнее место. Так повторялось несколько раз.
Шоферы наблюдали за самолетами с подножек. Конюх Василий Коренев, ехавший верхом на
конный двор, натянул поводья и смотрел, приложив руку козырьком. Пацаны взлетели на
крыши. Насчет полетов было много мнений. Кто-то даже заявил, что это хулиганство.
Бояркин был потрясен, обнаружив во вполне привычном голубом и зеленом мире
оглушительный свист, бешеную скорость, ослепительный блеск серебряных молний. Уж если
стоило кому позавидовать на этом свете, то лишь человеку в этой молнии. Через несколько