Валерий Большаков
Ц Е Л И Т Е Л Ь
Глава 1.
Пятница 19 октября 2018 года, поздний вечер
Щёлково, улица Парковая
- Помогите! По…
Отчаянный девичий крик разнесся по безлюдной улице, взводя
нервы. Я сразу узнал хрустальный голосок Леночки Рожковой. Резко
оглянулся и увидел тонкую фигурку, окруженную нахохленными парнями,
мнущимися в свете уличного фонаря. Словно четыре темных беса
хоровод водили вокруг беленького ангелочка.
И я, как истинный мракоборец, кинулся спасать и карать.
Страху не было, хотя я и в десанте не служил, и никаким убойным
приемчикам не обучен. Просто умею переходить на сверхскорость,
когда надо.
«Спасибо деду за хорошую наследственность!» - мелькает в голове.
Старый, в бытность свою сержантом НКВД, в одиночку брал матерых
агентов Абвера, а раненых товарищей лечил наложением рук. Видно, я
в него пошел.
«Вот ведь, уроды!» - я вызверился, увидав, как старшак с
перекачанной, бесформенной тушей, хлестнул Лену наотмашь, да так,
что ее снесло к фонарному столбу. Там стояло еще трое. Добры
молодцы, гогоча, отпасовали девушку обратно, но и она не сплоховала
- с налету ткнула в старшака кулачком.
Тот зарычал, схватил Лену за нежную шейку, а «три богатыря»
кудахтали от восторга и хлопали себя по ляжкам.
Завидев благородного рыцаря, спешившего на выручку к прекрасной
даме, «богатыри» угрожающе шагнули навстречу.
«В едином порыве, - подумалось мельком. - Трое на одного!»
- Стопэ! – крикнул мне «богатырь» с томным лицом потасканного
альфонса.
- А ну, дёргай отсюда! – с угрозой набычился его дружок,
кудрявый молодчик. Рукава своей толстовки он закатал до локтей,
выставляя напоказ мускулистые руки, сине-красно-зеленые от сплошных
татушек. – Резче!
С ходу вырубаю кудряша, косившего нечестивым цыганским глазом.
«Альфонс» сделал попытку пробить мне печень с правой, но тут я
ускорился, и не отделался заурядным блоком, а врезал кулаком, ломая
противнику локтевой сустав.
Третий «богатырь» счел себя лишним, и я оказался в шаге от
главного отрицательного персонажа.
Лена, потерявшая сознание, беззащитно раскинулась на увядшей
траве, а старшак нависал над нею в образе чудовищного творения
Франкенштейна – сильно сутулясь, вжав маленькую голову в борцовские
плечи, свесив длинные ручищи, бугрящиеся мышцами. На сытеньком лице
все еще стыло выражение злобного торжества, но уже пробивалась
растерянность и даже обида – урод не понимал, кто ему все портит.
Наконец, он углядел меня – и обрадовался. Зря.
