Девочку нашли, присыпанную палой
листвой, в неглубоком овраге. Волосы уже оплела грибница, между
обескровленных губ проглядывали раздавленные рябиновые ягоды.
– Грибники обнаружили, – в голосе
опера слышалась легкая хрипотца. – Отец и сын. Мальчишка ей
ровесник, будет теперь работка нашим психологам. Курите?
Протянул мятую пачку.
– Благодарю, мешает работе, –
отказался Белый и, опустившись на корточки, потянул носом.
Даже сквозь марлю тянуло сладковатым
духом разложения, смешанным с благоуханием осенней листвы. Крови не
было. На иссиня-белой, будто полупрозрачной коже – сгибах локтей,
на плечах и, главное, у ключицы, – цвели черные гематомы.
Смерть в результате механической
асфиксии. В заключении укажут именно это.
Белый почти распластался по земле,
осторожно вдыхая запах мокрой коры и перепачканных грязью волос,
пряный аромат кожи и мха, отдаленную, но все-таки резкую вонь
мужского одеколона.
– Прошу вас отойти, – Белый глянул на
опера снизу вверх.
Тот стушевался, как терялись все, кто
напрямую сталкивался с его взглядом – один глаз у Белого был
светло-голубым, другой отливал в желтизну, – и осведомился:
– А собачку когда ожидать, Герман
Александрович? Астахова интересуется, она у нас баба ух! С самого
утра лютует.
– Нет никакой собачки, – ответил
Белый, – один работаю.
Дождавшись, пока мужчина отойдет,
вытянул марлевый шарик сперва из левой ноздри, потом из правой.
Волны запахов обрушились сразу со
всех сторон, закрутили в водовороте. Прикрыв глаза, Белый пережидал
этот первичный поток, постепенно раскладывая вязкую хаотичную массу
на ручейки разрозненных запахов – от опера несло одеколоном,
куревом и подгоревшим омлетом, полицейский «Уазик» распространял
удушливую бензиновую вонь, над головой судмедэксперта висело
формалиновое облако, после грибников остались следы кислого пота,
резины и сырости. Все лишнее Белый усилием воли стер с невидимой
доски, оставив только запахи погибшей.
Ее задушили прямо тут, в овраге.
Перед смертью девочка обмочилась – от прелой хвои под ногами шел
слабый аммиачный запах, а вот следов спермы не обнаружилось –
девочку не насиловали ни до гибели, ни после нее. И все забивал
стойкий рябиновый дух.
Белый уже чуял его раньше, у
Рыбацкого пролива, где из воды выловили тело тринадцатилетнего
подростка. Состояние не позволило точно определить, был ли мальчик
задушен, смерть списали на несчастный случай, но в желудке
обнаружили несколько рябиновых ягод, и кое-кто засомневался,
причислив погибшего к цепочке пропавших детей. Одним из
сомневающихся был сам Белый, другим – Лазаревич.
