В две тысячи двадцать втором году от Рождества Христова в одну
из июньских пятниц ровно в пятнадцать часов ноль пять минут в небе
над Техасом ничего не случилось. А вот где-то за Уралом в двадцать
три часа ноль шесть минут в полузаброшенном городе стали
происходить весьма странные для этого мира события. И одним из
непосредственных участников этих событий был я. Худой, нескладный
шестнадцатилетний подросток, на которого без слёз мог взглянуть
лишь слепой. В древней Спарте меня бы ещё в детстве сбросили со
скалы.
Какое-то время назад меня похитили и лишили сознания. Я только
сейчас пришёл в себя. Вытаращил глаза и стал лихорадочно
осматриваться.
В исписанном матерщиной цехе горели сотни восковых свечей, возле
бетонных стен с влажными потёками громоздился мусор, пищали крысы и
поблёскивали стёкла разбитых бутылок. Дрожал вонючий тяжёлый
воздух, пахнущий тухлятиной, воском и кровью… Именно кровью была
выведена пентаграмма, внутри которой я лежал в позе звезды.
Мои руки и ноги оказались привязаны к ввинченным в бетон
винт-петлям. Рот был заклеен клейкой лентой. А на лице явно царила
гримаса неподдельного ужаса. Ещё бы, блин! Меня же не каждый день
похищают и готовятся принести в жертву Сатане, Ктулху, Санта-Клаусу
или ещё чёрт пойми кому! Я как-то сразу осознал, что это никакой не
розыгрыш, а всё происходит всерьёз.
Однако в моих глазах забрезжила надежда, когда из мрака дальней
части цеха появилась грузная мужская фигура в дорогом
костюме-тройке.
Незнакомец оказался седовлас, благообразен и носил очки в
золотой оправа. А его щекастая физиономия буквально сияла от
самодовольства.
Мужчина картинно покашлял в кулак и приподнято произнёс густым
баритоном:
— Здравствуй, Александр. Я хочу сразу заявить, что лично ничего
против тебя не имею. Так уж сошлись звёзды. Просто ты именно тот,
кто мне нужен — отверженный, проданный святой. Ох и долго я тебя
разыскивал. Месяца три. Но мои усилия не прошли даром.
— М-м-м, — замычал я и затрепыхался точно выброшенная на берег
рыба. Только так мне удалось выразить своё негативное отношение к
происходящему.
— О, прости за клейкую ленту, но если её снять, то ты начнёшь
орать как резанный. И никакие доводы не заставят тебя замолчать. Ты
будешь надеяться на то, что кто-нибудь услышит твои вопли. Но мы
находимся на отшибе города на заброшенном заводе. Поэтому позволь я
спокойно доведу до конца свой монолог, — с притворной мягкостью
проговорил Очкарик и возбуждённо продолжил, словно ему не терпелось
похвастаться удачно проведённой сделкой: — Твой отец, Пётр Лыков,
ушёл из семьи, когда тебе было всего три годика. Сейчас он живёт в
мегаполисе и даже не вспоминает о тебе. А твоя мать-алкоголичка
пару часов назад продала тебя. Притом, сравнительно дешёво.
Всего-то за двести тысяч рублей. Я бы даже сказал, что это
преступно мало за святого. Правда, святой ты с натяжкой. Однако за
неимением кого-то более достойного сгодится и твоя неказистая
персона. Всё-таки ты, живя в столь неблагополучной обстановке, не
скатился на дно. Примерно учился, не курил травку за гаражами и
даже не пил пиво, а всё своё время проводил за умными книгами и
раскладыванием Таро. Достойно, право слово.
