Приняли мы с Лёхой Лешим второй
самосвал, прилегли на мелкий тёплый щебень, раскурили одну «приму»
на двоих. Лежим, смотрим в небо. В азиатское серое от зноя
небо.
— А знаешь, — задумчиво признался он
вдруг. — Я ведь и впрямь леший…
Шёл 1974-й год. Смартфонов в ту пору
ещё не изобрели, библиотеки в дивизионе не было, телевизор «деды»
нам после отбоя смотреть запрещали, вот и приходилось развлекать
друг друга небылицами. Роль рассказчика обычно доставалась мне.
Лёха — тот больше молчал да слушал. А тут, глянь, и сам до байки
дозрел!
— Нечистая сила, что ли? — понимающе
ухмыльнулся я.
— Ага…
— Как же тебя в армию забрали? Или
теперь и леших гребут?
— Да тут, видишь, какое дело… —
сказал он, покряхтев. — Подстерегли меня однажды двое наших…
— Каких это ваших?
— Н-ну… леших…
— Та-ак… И что?
— Отметелили, связали и бросили.
Прямо там, на опушке…
Я докурил по-честному до половины и
отдал сигарету Лёхе.
— Вот суки! — посочувствовал я. — А с
чего это они?
Ответил не сразу, затянулся неспешно
пару раз.
— Да я у них салабоном считался. Ста
лет ещё не исполнилось…
— Гляди-ка! Выходит, в лесу тоже
дедовщина?
— А то нет, что ли? — хмуро отозвался
он. — Связали, оставили… День лежу, второй лежу...
— Погоди, не выбрасывай! —
всполошился я. — Там ещё затяжки на две!
Вынул из панамы иголку, отобрал
чинарик, наколол его сбоку (пальцами-то уже не ухватишь), поднёс ко
рту.
— Лежу, — повторил Лёха ещё мрачнее.
— Ну всё, конец мне, думаю…
Последняя затяжка опалила губы.
— Погоди, — перебил я, стряхнув с
иголки огонёк и отправив её на место. — Как это конец? Лешие разве
не бессмертны?
— Да так, знаешь… Если обездвижить
надолго, деревенеть начнёт, усыхать…
— Окаменелостью, что ли, станет?
— Нет. Не окаменелостью. Корягой. Я ж
говорю: деревенеет…
— Насовсем, или…
— Бывает, что и насовсем.
С невольным уважением покосился я на
рядового Лешего. Не ожидал я от него столь грандиозной, а главное,
столь подробной и достоверной залепухи.
Честно сказать, в карантине он
казался мне обычным деревенским валенком. А потом, когда нас уже в
дивизион распределили, — то ли привык я к нему, то ли сам Лёха
схватывал всё на лету, — но и речь у него стала посложнее, и
фантазия, как видим, разгулялась. Ну да с кем поведёшься…
— Так чем дело кончилось?
— Повезло мне! Смотрю: идёт через
опушку парень. Грустный такой, башка стрижена… Окликнул я его.
Помоги, говорю, добрый человек, развяжи… Что хочешь для тебя за это
сделаю!
