Мѣрная поступь
Пролог №1
- Я утверждаю, Ваше Величество, что
он – подлый лжец и негодяй! Он воспользовался Вашим доверием – и не
оправдал его! Более того: он осмелился нагло обмануть Его
Святейшество! Прошло два года с начала его bellum
privatum[1], увенчавшейся поразительным
успехом, какового, откровенно говоря, никто в Риме не ожидал. И что
же? Мерзавец, именовавший себя в послании к Архипастырю всего
католического мира «смиренной овцой» и обещавший уничтожить
восточную схизму после занятия им московского престола, нагло
манкирует своими же заверениями! Его Святейшество недоволен:
Московия не только не приняла сияние истинной веры – это ещё можно
понять, поскольку страна эта велика и сопротивление этому должно
быть сильным. Но ведь она и не присоединилась к церковной унии,
мало того: бесследно исчезли все, направленные в Москву, братья
ордена Иисуса Сладчайшего[2]!
Невысокий плотный человек лет сорока
семи на вид, облачённый в подпоясанную фиолетовым кушаком сутану, в
раздражении взмахнул рукой, от чего зажатые в кулаке чётки коротко
прогудели в воздухе, словно грозный моргенштерн. Неудивительно:
Папа был зол не только на нового московитского царя, но и
неоднократно выражал неудовольствие и своему нунцию в
Жечипосполитой[3]. А личное
неудовольствие Его Святейшества… За ним могут последовать серьёзные
неприятности. Вот итальянский темперамент графа Рангони и
прорывался наружу резкой жестикуляцией и повышенным тоном. Епископ
Реджо-Эмилии был одним из немногих, кому дозволялось в таком тоне
разговаривать с королём – но лишь до тех пор, пока Сигизмунд будет
чувствовать за ним поддержку Матери-Церкви. Стоит её утратить – и
пребывание в Кракове[4] может стать
смертельно опасным.
Впрочем, сам король – чем-то
смахивающий на дрозда длинноносый скандинав с мощно закрученными
кверху усищами и похожей на обрезанное перо веера бородкой,
свисающей с монаршего подбородка, - не осерчал на его
преосвященство. Негодование Сигизмунда Третьего сегодня было
обращено вовне стен королевской резиденции – на всё усиливающуюся
Сандомирскую конфедерацию бунтующих шляхтичей-рокошан и на юге и на
обнаглевших бородатых варваров с востока. Бог с ними, с пропавшими
монахами: если им суждено пострадать за истинную веру – значит,
делать нечего: сонм католических святых пополнится именами ещё
нескольких мучеников. Но вот этот щенок, напяливший на хитрую
голову царский венец Московии – он своим лукавством унизил самого
короля! Как он смел обмануть его! Пять чернигово-северских городов,
обещанные им за то, что Сигизмунд не станет препятствовать безумной
авантюре, а главное – Смоленск с округой – где они? Там по-прежнему
располагаются войска схизматиков, по-прежнему перекрыт водный путь
по Днепру до Десны, а самое главное – подати! Те самые звонкие
талеры, которые должны поступать в его, Сигизмунда, скарбницу, а на
деле пополняют казну подлого московита! А ведь серебро сейчас
жизненно необходимо! Как без звонкой монеты приобретать верность
магнатерии и служилой шляхты? Как нанимать жолнежей у мадьяр и
пруссаков, кормить их и поить, снабжать воинским припасом? Как, в
конце концов, размножать памфлеты, направленные против участников
Сандомирского рокоша и королевские универсалы? Простой бумажный
лист обходится в две дюжины денариев – и это не считая всех
остальных расходов – платы за написание памфлета, платы
художнику-гравёру, типографам, распространителям – а ведь
приходится печатать тысячи штук, а это – десятки ортов! Нет, война
чернильниц всё равно обходится дешевле войны сабель – но пенёнзы из
королевской скарбницы утекают как вода в водопаде!
