Первая глава будет выложена 10 мая 2024 года.
Одна тысяча девятьсот двенадцатый год, Беловежская пуща.
Цесаревич Алексей на грани смерти, газеты публикуют официальные
бюллетени о тяжелой болезни наследника.
Страна притихла.
Но случилось чудо: мальчик поправился. И всё бы хорошо, одно только
нехорошо: душа цесаревича покинула этот мир, отбыв в неведомое. Её
место заняла душа юноши, погибшего во время «ночи ракет» в августе
2026 года.
Беловежская Пуща стала местом, где изменилась История. Та самая, с
заглавной буквы.
Итак, мы начинаем!
Предуведомление
Автор, по своему обыкновению, в который уже раз со всей
ответственностью заявляет: всё, написанное ниже — выдумка.
Художественное произведение, в некотором роде. Игра ума.
Разумеется, автор и в данном случае много и кропотливо работал с
источниками — дневниками, мемуарами, фотографиями, кинодокументами,
и так далее, и тому подобное. Посещал города и веси, где
происходили события. Беседовал с кандидатами и докторами наук. Но
при этом он отнюдь не претендует на создание документального
повествования, напротив, автор претендует на создание произведения
фантастического.
Насколько ему это удалось, пусть судит читатель.
20 октября 1912 года, Спала, Царство
Польское
Новоселье
— Нет, отец Александр, умирать мне рановато. Я ещё поживу, у меня
еще много дел, так и передайте
Mama и Papa. И остальным тоже передайте: я намерен жить и буду
жить. Пусть не надеются сэкономить на подарках к рождеству.
Священника я видел смутно, словно на мне были бабушкины очки, да
ещё запотевшие. Но в том, что это священник, и не просто священник,
а отец Александр, я не сомневался, уж не знаю, почему. Априорное
знание. Нечувствительное.
Священника мои слова обрадовали. Явно. Он произнес молитву (какую
именно, не скажу, в молитвах я не силён), подхватил дароносицу, и
быстрым шагом удалился. Благую весть отчего же не снесть?
Я остался один, но ненадолго. Спустя минуту вошли доктора. Три
размытые фигуры, но я знал — это врачи. Светила. Однако мне и
одного сейчас тяжело видеть. Умирать я и в самом деле не собираюсь,
и надеюсь, что не умру, но мне требуется покой. И не только
покой.
Доктора стали переговариваться вполголоса, обращая на меня внимания
не более, чем на индейца Виннету, фигуру которого в полный рост
поставили в углу комнаты ради моего спокойствия.
