В ушах звенел десяток цикад, постель подо мной то проваливалась,
то поднималась, а то и вовсе начинала крутиться, как взбесившаяся
карусель, вызывая у меня приступ тошноты. Все же я попыталась
открыть глаза и едва не разревелась.
Другой мир и люди, в нем обитавшие, оказались бредом, а я
по-прежнему в реанимации, вон стены светло-голубого кафеля, а что
их едва можно разглядеть — так это не полумрак, разгоняемый
свечами, а у меня в глазах темнеет.
— Дуня, иди, ты все равно ничем не поможешь, — прозвучал голос,
обладатель которого, как и Дуня, совершенно точно не мог здесь
находиться.
— Воля ваша, барин, но все же дозвольте мне с Настасьей Палной
остаться. А то очнется, голубушка, а рядом ни одной родной
души.
Виктор неразборчиво хмыкнул.
Стоп.
Это не кафель. Это шелковые обои на стене. А полумрак — потому
что свечи.
Я обмякла, шумно выдохнув.
— Настасья Пална!
— Настенька! Слава богу, ты очнулась!
Две головы склонились надо мной, заслоняя и без того невеликий
свет.
— Живой! — обрадовалась я.
— Да что со мной сделается, — проворчал муж, но мне показалось,
что моя искренняя радость удивила его. — Дуня, иди за сладким чаем.
Скажи кухарке, меда не меньше полстакана на стакан чая.
— Не надо этот сироп, меня и так тошнит, — простонала я.
— Ты будешь пить чай и есть конфеты, чтобы быстрее
восстановиться. Или я запихну их в тебя силой.
— Только попробуй!
От возмущения я даже забыла, как мне плохо, и резко села — чтобы
тут же, зажав ладонью рот, повалиться на бок. Не знаю, каким чудом
мне удалось справиться с приступом тошноты. Но, едва он унялся,
Виктор сел на край кровати, приподнял меня, прижимая к себе.
Пришлось снова глубоко дышать, пока я не смогла раскрыть рот не
боясь, что меня прямо сейчас вывернет.
— Если ты меня не отпустишь, я испачкаю твою белоснежную
рубаху.
Рубаху, а не халат. Он куда-то выходил?
На самом деле я совсем не хотела, чтобы Виктор меня выпускал:
рядом с ним было тепло и надежно, несмотря на тошноту.
— Ничего, прачка выстирает, — хмыкнул он. — Настя-Настя, как же
ты меня напугала…
— Это ты меня напугал! — возмутилась я. — Хорошо, что этот урод
промазал.
Муж потер грудь.
— Он не промазал.
— Что? — У меня даже голова перестала кружиться. — Ты ранен? И
возишься со мной, вместо того чтобы лечиться самому?! Покажи
немедленно!