Адриан Николаевич грузно прошагал просторный и гулкий коридор и
вошёл в первое пустое помещение, отделявшее от спальни матери жилые
комнаты, занятые гостями. Впрочем, гостями людей, которые здесь
жили уже не один год, назвать трудно…
По инерции он прошёл было ещё пару шагов, но остановился. Здесь
мерцали огромные окна, почти французские – в пол. Грязные, давно не
мытые, тем не менее сквозь них отчётливо виднелся заснеженный сад.
Как и всё в старинном имении, сад был здорово запущен. Финансов не
хватало на уход за садом. Какое там – за садом. Еле хватало даже на
содержание дома: квитанции за газ, отопление, воду, электричество и
иные услуги, скреплённые скрепкой, валялись на тумбочке у входной
двери хоть и оплаченными, но с ужасом думалось, что будет далее. Не
хватало, чтобы обеспечить матери достойный медицинский или
целительский уход в её затянувшейся болезни. Адриан Николаевич
стоял, полностью развернувшись к окнам, и бессмысленно смотрел на
деревья, погнутые громадными шапками снега…
«Так и мы все… Стареем, гнёмся… Прогибаемся перед жизненными
неурядицами и… дряхлеем».
Но издалека снова раздался звон, глухо разносимый по всем
помещениям старого дома. Мать не желала помнить, что в доме нет
прислуги, и настойчиво давила в звонок для вызова… Вислые губы
Адриана Николаевича скривились. «Знает же, что в доме никого, кроме
нас. Домоправитель небось ушёл в свой домик. Маменька… Знает же,
что мы не можем сразу приходить… И какого чёрта я должен идти на
этот проклятый звон… Владиславушка моложе. Нет же – все посылают
меня!»
Он прекрасно знал, что младший брат до истерики боится идти в
комнату матери. Ведь, чтобы добраться до неё, надо пройти
коридор-переход – в несколько помещений – между двумя корпусами
старинного особняка. Так что Владиславушка предпочитает оставаться
в кругу своей семьи, забившись в выделенные ему две комнаты…
Размышляя о не самом нужном, Адриан Николаевич вдруг горестно
ухмыльнулся. А что делает он сам? Тоже страшится идти к больной
матери.
Он повернул голову – посмотреть на далёкую дверь в конце этого
помещения, когда-то бывшего частью галереи-перехода. Передёрнул
плечами. Не то чтобы прохладно, как дОлжно бы в галерее, а
промозгло… Скользнул взглядом по стенам. Портреты всё ещё висят. Не
самые старинные. Те-то давно продали. Как ушли когда-то (недавно,
вообще-то) в ломбардные лавки великолепные мраморные подставки,
привезённые из Индии. Он помнил, что их использовали под небольшие
статуи и напольные вазы, но так и не усвоил, как эти подставки
назывались.
