13 мая,
Бермонт
С полуночи
тих был замок Бермонт, насторожен и тревожен, как большой пес.
Пахло в его коридорах хвойным дымом и травой, паром и кровью, а еще
надеждой: то во внутреннем дворе варил шаман Тайкахе на большом
костре темное варево, и к следующей ночи в котле должно было
остаться зелья не больше плошки.
Варил он и
подпевал наговоры на долгую жизнь, здоровье и плодовитость, и в
нужное время подливал настоев – для пущей связи с землей, для огня
в меру, ибо в той, для кого он варил зелье, и так огня было с
лихвой, для равновесия и гармонии. Мешал он стихии, а маленькие
духи кружились вокруг него в воздухе и на земле, и даже в пруду, в
который выходила водяная жила, то и дело выныривали малыши-иктосы,
выглядевшие как серебристые рыбки. Замковые варронты не желали
спать спокойно и то и дело отделялись от стен замка и тяжело
ступали ко двору, принося с собой запах мхов и старого камня. Да и
сам замок слушал песни шамана и поддерживающе
ворчал-вибрировал.
Демьян
Бермонт не спешил окорачивать растревоженных духов, хотя мог
вернуть их на место одним мысленным приказом. В полночь они с
Полиной дали своей крови для зелья, и Тайкахе, уже разжегший
большой костер, велел им ложиться спать. А чтоб заснули, налил им
настоя из семидесяти семи трав, который вкупе с гортанным пением
шамана и усыпил их.
Полина была
взбудоражена, а ее глаза, пока она не заснула, сверкали такой
надеждой, что Демьян вновь ощутил, как вина вспарывает его сердце,
заставляя сжиматься и каменеть. Он, обернувшись медведем и
подождав, пока обернется она, грел ее, пока она не задремала,
молился об успехе предстоящего обряда и отцу своему, и всем богам.
И только потом уже заснул сам.
- Что
будет, если не сработает обряд? – спросил он шамана накануне, когда
Полина еще спала. Демьян до ее пробуждения в полдень успевал
переделать множество дел – и неизменно приходил в шатер Тайкахе на
площади, сам приносил ему еды и питья и смотрел, как шаман загоняет
себе в руку иглы.За это, за то, что Тайкахе помог Поле, помог ему и
взял на себя самую долгую боль, Демьян готов был до конца жизни
носить ему дары и служить как сын. Но старик был чужд власти и
ничего сверх нужного не просил.
- Эйх, эйх.
Вспять все обернется, медвежий сын, - проскрипел Тайкахе неохотно,
вытащив изо рта маленькую трубку. – Ежели нашей силы, силы якорей
не достанет, то с каждым днем все дольше она будет оставаться
медведицей, пока не вернется вновь в дикое состояние. Но не должно
быть такого, медвежий сын, я свое дело знаю. А уж если и случится
так, что рок ее окажется сильнее якорей, так снова игл, пришивающих
ее к миру, сделаю, да всем сестрам ее раздам. Вон их сколько, они и
так друг друга держат, а уж с иглами и подавно управятся. Эйх, эйх,
- он вздохнул еще несколько раз. - Но недоброе то дело будет,
медвежий сын, ой недоброе. Все они сейчас не готовы.