Последнее, что я помнил перед тем, как всё пошло к чертям — это
укус. Маленький, почти незаметный укол в шею, когда я возился с
оборудованием в лаборатории. Чёрт, надо было внимательнее следить
за этими проклятыми контейнерами с пауками. Но кто ж знал, что один
из этих мелких ублюдков решит устроить мне незапланированную
инъекцию?
Сначала ничего особенного — лёгкое головокружение, тошнота.
Подумал, что это от усталости. Двенадцать часов в лаборатории,
энергетики вместо нормальной еды, постоянный стресс от дедлайнов —
обычная жизнь аспиранта. Но потом началось что-то странное.
Температура поднялась так, что я чуть не сварился заживо, а тело
ломило, словно меня переехал грузовик.
И вот теперь я здесь. Точнее, не я.
Открыв глаза, первое, что бросилось в глаза, — это потолок. Не
мой потолок. Не та жёлтая река из высохших протечек в углу, на
которую я смотрел каждое утро последние три года. Этот потолок был
чистым, белым, с какими-то детскими наклейками звёздочек?
— Что за хрень? — прохрипел я, и даже голос оказался не мой.
Выше, моложе.
Резко сел в кровати и чуть не свалился обратно от
головокружения. Руки... Мои руки стали тоньше, моложе. На запястье
не было шрама от неудачного эксперимента с кислотой. Вскочил и
побежал к зеркалу, которое висело на стене рядом с письменным
столом, заваленным учебниками.
То, что я увидел в отражении, заставило меня материться минуты
три подряд.
Питер Паркер. Чёртов Питер Паркер смотрел на меня из зеркала.
Худощавый подросток с каштановыми волосами и большими карими
глазами за очками. Я провёл рукой по лицу — отражение повторило
движение. Это был не сон, не галлюцинация от лихорадки.
— Ну и дела... — пробормотал я, разглядывая своё новое лицо. —
Либо я окончательно съехал с катушек, либо... Хотя нет, других
вариантов быть не может. Я определённо спятил.
Но тело отзывалось на каждое движение, я чувствовал биение
сердца, запах завтрака, доносящийся снизу. Слишком реально для
галлюцинации. Слишком детально.
Воспоминания чужой жизни начали всплывать в сознании, словно
кто-то медленно переливал их из одного сосуда в другой. Тётя Мэй.
Дядя Бен, который умер год назад. Школа, издевательства,
одиночество. Страсть к науке и фотографии. Всё это было не моим, но
в то же время ощущалось знакомым, родным.
